Вдова Анфиса заприметила Трифона до того, как скрипнула калитка и залаял пёс. Поправила на шее янтарные бусы, заправила кокетливый локон, выбившийся из под платка.
Трифон Кузьмич был первым мужчиной на селе: в должниках у него половина дворов. Если что не по его, становился злым, как чёрт. Его приход обычно не сулил ничего хорошего, и Анфиса решила быть с ним милой и покладистой, чтобы не навлечь на себя неприятности.
– Анфиса, забери пса, не то зашибу его! – раздался грозный рык Трифона. Анфиса поймала пса и привязала. Тот недовольно заворчал, ему явно не нравился гость – от его плотной фигуры за версту несло табаком, водкой, самодовольством и…кровью.
– День добрый, Трифон Кузьмич! – поклонилась Анфиса, опустив глаза.
– Добрый, – осклабился он, подкручивая ус и скользя взглядом по округлостям вдовы. – Пригласишь в дом? – и, не дожидаясь разрешения хозяйки, шагнул в сени.
Тут послышался страшный грохот и отборный мат – Трифон Кузьмич оступился о порожек и рухнул на земляной пол, задев дверной косяк. С косяка сорвалась ему на голову подкова и старинное ярмо. Анфиса зажмурила глаза и приготовилась к самому худшему.
Но ругань стихла. Анфиса вошла в сени, и увидела распростёртое тело на полу. Осторожно она приблизилась к нему, поглядеть, жив ли? Трифон не подавал признаков жизни, но едва вдова наклонилась над ним, схватил её и притянул к себе.
– Ах ты, курва! – загоготал он, больно щипнув её за бедро.
– Трифон Кузьмич! – вспыхнула вдова и хотела вырваться, но он схватил её за голову, и притянув к своему лицу, зашептал жарко:
–Тише, тише, ишь норовистая кобылка! Я ж тебя озолочу. Первой будешь на селе! Все бабы и с этой, и с другой стороны реки будут тебе завидовать!
– Что-то в толк не возьму, – тяжёло дыша, прошептала Анфиса – вы меня при живой жене – замуж зовёте, а, Трифон Кузьмич?
Она не оставляла попыток вырваться, но Трифон был намного сильнее и держал вдову железной хваткой.
Её отпор ещё больше распалил его. Развернув вдову, он взгромоздился на неё и поставил колено ей между ног. Руки его меж тем задирали её многочисленные юбки.
– Ой, лишенько! – стонала Анфиса, понимая, что никто не придёт ей на помощь. Слёзы потекли из глаз. Она плакала от злости, что не может дотянутся до старой косы, стоявшей на чуть большем расстоянии, чем она могла бы дотянуться.
