Все шло как по маслу. Девушка идеально знала французский, и они очень легко общались. К тому же делом всей жизни для них двоих являлась математика, язык которой они знали во сто крат лучше, чем свой родной. Между ними горела не звериная любовь, свойственная большинству людей, а одухотворенное душевное обожание, когда несколько умных фраз могут вскрыть ментальную девственность и привести к великому наслаждению. Подсказывая друг другу математические приемы и удивляя неожиданными логическими находками, они испытали все виды блаженства. Держаться за руки для них было интимнее самого потаенного христианского греха, и, когда наконец наступила ночь после свадьбы, Ада и Эварист Галуа казались друг другу самыми родными друзьями, бок о бок прошедшими все войны мира, пережившими все эпидемии, все взлеты и падения цивилизации. Начало их новой жизни оказалось апогеем человеческой близости, прекрасной духовной и физической связи, а не той комплексующей подчиненности и болезненной созависимости, что принято называть любовью.
Но как бы то ни было, против человеческого естества не пойдешь и, когда чета Галуа наконец выпустила пар, бившийся все это время словно головой о стенку атеист Бэббидж заказал обедни во всех церквях графства в честь долгожданного продолжения работы над его аналитической машиной. Ада и Эварист смогли спокойно мыслить, и дело всей жизни Чарльза пошло на лад. Во Францию Галуа посылал чеки от Бэббиджа, благодаря которым можно было не переживать о матери с братом и полностью погрузиться в великие свершения.
С каждым месяцем аналитическая машина все явственнее превращалась из абстрактной идеи в настоящую живую конструкцию. Тысячи чертежей не умещались в кабинете Бэббиджа, и пришлось арендовать целый склад по пути из его дома в Кембриджский университет. Для работы с растущими, как тростник в сезон дождей, стопками вычислений пригласили самых талантливых студентов. Машина воплощалась в металле и, как у скульптур Микеланджело, в ней не было ничего лишнего – только самые лаконичные и единственно возможные способы исполнения алгоритмов. Вместо огромного стального сарая с десятками тысяч деталей получалась относительно компактная установка с тремя малыми блоками – логическим, вычислительным и сторожевым, от английского слова storage – хранилище. Их синергия возводила в кубическую степень полезные возможности аппарата, и по своему потенциалу он превосходил большую разностную машину в разы.