Новость, несмотря на все попытки Корта ее сдержать, просочилась наружу. Люди, запертые в своих квартирах, смотрели на разворачивающуюся на площади сцену через системы видеонаблюдения, которые они взломали, ведомые внезапным приступом любопытства. Вирус распространялся.
Иона Крафт тоже смотрел. Он вывел изображение с одной из городских камер на экран своего старого монитора. Качество было ужасным, картинка дергалась и снежила. Но он все видел. Он видел падение.
Он не чувствовал злорадства. Он чувствовал лишь глухую, тяжелую тоску. Он узнавал эту ярость. Это была ярость людей, которым слишком долго запрещали чувствовать. Ярость ребенка, который разбил любимую игрушку просто потому, что ему не разрешали с ней играть по-настоящему.
«Ты этого хотел?» – спросил он у тишины своей комнаты. Он обращался к тому призраку, к тому «нулевому пациенту», который запустил этот механизм.
Ответа не было.
Но он вдруг понял, что ошибался. Тот, кто это сделал, не хотел разрушать Веритас. Он хотел заставить его говорить правду. Он просто убрал фильтры, снял предохранители и позволил системе показать свое истинное лицо.
Система, построенная на подавлении боли, сама стала ее источником. Это была не поломка. Это была чудовищная, безупречная ирония.
Он перевел взгляд на одинокую страницу, лежащую на его столе.
«…мы строим их, чтобы отгородиться от той пустоты, в существование которой поверить боимся…»
Стены рухнули. И пустота хлынула наружу.
Пока Веритас переживал свой первый коллективный нервный срыв, старый коммуникатор Ионы, который он держал для экстренной связи, издал короткий, нехарактерный для него звук – скрип, похожий на звук пишущего на стекле алмаза. На темном экране появилось сообщение. Оно не содержало текста, только серию координат и одну-единственную фразу, выведенную глифическим, архаичным шрифтом:
«ПРИХОДИ УВИДЕТЬ, КАК ТАНЦУЮТ ИСКРЫ».
Иона колебался. Это могла быть ловушка, подстроенная Адлером. Или приглашение от тех самых людей, которых он должен был разоблачить. Но сидеть сложа руки было невыносимо. Паранойя и любопытство вели ожесточенную борьбу в его душе, и любопытство победило.
Координаты привели его в промышленную зону на самой окраине «Лимбо» – кладбище ржавеющих заводов, оставшихся от До-Веритасной Эпохи. Это было место, которое даже городские картографы обходили стороной. Воздух здесь был густым, пах мазутом и холодной сталью.