Борис пожал плечами.
– А что плохого в созерцании, если это созерцание достигнутого? Если ты можешь себе позволить покой, когда другие в суете? Это не отгораживание, это выбор. Выбор комфорта, безопасности, перспективы. Сверху ты видишь город целиком, а не только свою улицу. Ты видишь, как всё движется, как система работает. Это даёт понимание, а не просто пустое любование. И да, это своего рода успех. Успех, который даёт возможность жить иначе.
Лили сжала губы, её взгляд стал жёстче.
– Жить иначе? Или отречься от части себя? От той части, которая связана с землёй, с людьми, с обычными заботами? Небоскрёб – это же своего рода башня из слоновой кости. Там нет земли под ногами, нет запаха дождя на асфальте, нет случайных встреч на лавочке. Только стекло, бетон и высокомерие.
Борис наконец поднял на неё глаза, в них мелькнуло что-то похожее на раздражение, но он тут же взял себя в руки.
– Ты романтизируешь, – спокойно сказал он. – Запахи, лавочки… это всё хорошо, но не для каждого. Сегодня человеку нужны другие ценности. Эффективность, оптимизация, превосходство над ограничениями. Гравитация, например. Небоскреб – это триумф над ней. И над человеческой толпой, кстати. Ты хочешь сказать, что стремиться к лучшему, к большему, к тому, чтобы видеть дальше – это высокомерие? Это, знаешь ли, и есть двигатель прогресса. Или ты предпочитаешь жить в пещере, чтобы быть "ближе к земле"?
Лили, чьё лицо всё ещё было напряжено от возмущения, неожиданно усмехнулась, горько и иронично.
– А знаешь, Борис? Пожалуй, да. Пожалуй, в пещере жить и правда лучше. Там хоть понятно, кто ты, что тебе нужно и кто рядом. Там нет иллюзий величия.
Что было дальше, мне, честно, даже неприятно вспоминать. Влад с Борисом взорвались хохотом, их смех был истеричным, надрывным, и они никак не могли его унять, словно демоны, захлёбывающиеся в собственном невежестве. Когда же они наконец успокоились, их лица исказились от презрения, и они принялись в два голоса доказывать ей, что не для того люди развивались, чтобы в лес вернуться жить. Да ещё и в маленькую хибару – пещерный век, не иначе. Лили молча выслушала их, и в её глазах мелькнула печаль, после чего она, словно в поисках последней надежды, посмотрела на меня.
– А вы что думаете, Михаил? – её взгляд, до этого такой твёрдый, теперь был полон ожидания.