– Товарищ старший лейтенант, согласно процессуальному кодексу, я, как гражданин Советского Союза, обязан помочь следствию, изложив всё известное мне о бывшем командире батареи Химиче.
– О, вундеркинд! Спасибо. Благодарю, – Грабченко собрал оставшиеся силы, встал, шатаясь, взял стоявший у стены стул, подставил его Богданову.
– Садись, – сказал старший лейтенант.
Богданов сел.
Не садясь на прежнее место и не сводя с гостя пытливого взгляда, следователь изменил прежнее решение и пересадил краснофлотца ближе к своему столу. Сам, молча, тоже занял своё место в кресле за столом.
– А о Суслове ничего не знаешь? – вдруг спросил следователь вторично.
Богданов сидел спокойно, сопровождая смелым взглядом все движения Грабченко, смело ответил:
– Нет, я могу сделать показание только о Химиче.
– Молодец. Было бы больше таких как ты. Быстрее расправились бы с этой сволочной дрянью.
Богданов молчал, испытывающе продолжал наблюдать за начальником отделения. Ему казалось, что сидевший перед ним командир сию минуту закончил марафонский бег.
– Ну, давай о Химиче, – сказал следователь, продолжая осматривать гостя как какую-то вещь, понравившуюся на прилавке магазина.
Свидетель не торопился с рассказом, и когда начальник отделения готов был его слушать, спросил:
– Товарищ старший лейтенант, дело Химича ведёте вы или кто-то другой?
– А тебе зачем?! Я начальник отделения, – почти закричал Грабченко. Чёрные лохматые брови его сбежались и низко спустились на глаза. Рот сжался. Левая щека начала подёргиваться.
Богданов встал. И снова попросил разрешения объяснить, зачем он пришёл. Когда получил разрешение, он тихо принялся объяснять:
– Во-первых, вы не должны мне тыкать – мы находимся на службе. Причём в учреждении и не торговом, и не в коммерческом, в учреждении особом, где нормы отношения людей регламентированы законом. Во-вторых, вы должны взять дело Химича, взять бланк опроса свидетеля, занести в него мою фамилию, имя, в общем всё, что требуется в таких случаях, что требует процедура, и записать мои показания, я их подпишу и потороплюсь на батарею, так как срок моего увольнения уже истекает.
Монолог краснофлотца Грабченко терпеливо выслушал. То ли из-за симпатии к гостю, а всего вернее из-за усталости не перебивал его. Наконец, не повышая тона, промолвил: