– Какой город ему больше всего нравился, где он намеревался остаться и не возвращаться на Родину?
– Он хотел остаться в Нариомаре или Охе. Уже забыла. Точно не помню.
– Это советские города, – торопливо поправил следователь, – вы спутали, наверное, он называл города Амстердам и Осло.
– Да-да! Извините, я ошиблась… Он называл Астердам… Астердам самый красивый город.
Крижжановский повесил голову, молчал.
Один из присутствовавших следователей подошёл к Ткач и тоже задал вопрос:
– Товарищ Ткач, я не совсем вас понял. Подследственный Кри-… Крижжановский говорил вам, что намеревается остаться заграницей и изменить своей Родине?
– Да, говорил.
– А вас не приглашал остаться с ним?
– И меня приглашал.
– Позвольте задать свидетелю вопрос, – снова не сдержался Крижжановский.
– Здесь задаём вопросы мы. Ваша обязанность – выслушав, признаться в совершённых преступлениях, – нарушая элементарные правила очной ставки, высказывал напутствия начальник первого отделения.
– Я протестую! Я не подпишу протокол, – с возмущением заявлял Крижжановский.
По существовавшим нормам уголовно-процессуального права обвиняемый имел право задавать вопросы свидетелю. К сожалению, НКВД лишил этого права всех обвиняемых. Начальник первого отделения Цукерман грозно закричал:
– А мы вас и не станем просить подписывать. Без вашей подписи обойдёмся!
Процедура очной ставки была законченной. Не разрешили Крижжановскому спрашивать, не пожелали его выслушать. Крижжановский намеревался спросить свидетельницу как он мог хвалить города других государств, приглашать свидетельницу остаться заграницей, когда они в бытность совместной службы на своём буксире дальше акватории Одесского порта не выходили. Ко времени их знакомства Крижжановский заграницей ещё не бывал. Он мог объяснить следствию и опровергнуть показания свидетельницы очевидным примером. Допустим, что изложенный свидетельницей разговор имел место. Но это было пять лет назад. После этого Крижжановский на три года уходил в заграничное плавание не единожды, посетил свыше тридцати заграничных портов. Во всех городах десятки раз сходил на берег и не остался, возвращался на своё судно. Наконец, по законам всех стран мира Ирина Ткач не могла быть свидетельницей. Она была любовницей Крижжановского. Мог ли он это доказать? Да, мог. Их дело дважды рассматривал народный суд. Судили обоих за клевету и взаимные оскорбления. Один раз их помирили, а второй раз обоих оштрафовали по двадцати пяти рублей. А исполнительный лист на алименты разве не служил подтверждением ссор между ними, возможной неприязни и озлобленности друг к другу, что как раз и послужило причиной сумасбродных, наглых, от начала до конца лживых показаний свидетельницы.