Цукерман сидел на своём месте. Слева у края стола посадили обвиняемого. Справа на расстоянии четырёх метров стоял стул для свидетельницы Ткач. В конце длинной залы сидели два следователя, своего рода свидетели. Когда пригласили свидетельницу, Ирина кокетливо вошла в залу, сказала «здравствуйте», кланяясь в двух направлениях. Когда она села против Крижжановского, снова сказала:
– Боря, здравствуй! – Крижжановский вежливо ответил. Следователь спросил свидетельницу:
– Товарищ Ткач, вы знаете сидящего перед вами человека?
– Да, это Крижжановский. Он служил на «Буге» механиком.
– Вы были в хороших отношениях с ним?
– А чего же мы могли не поделить? Жили, как и положено сотрудникам на одном буксире.
– Никогда не ссорились?
– Конечно, нет. У нас бывали задушевные разговоры.
– О чём?
– О жизни людей в нашей стране и заграницей.
– Это неправда, – не сдержался Крижжановский.
– Молчать! Вас не спрашивают! – разорвал тишину окрик следователя.
Ткач продолжала:
– Он, наверное, хочет сказать… – медленно, краснея, но с наигранной уверенностью и смелостью продолжала свидетельница. – Что добивался сожительства со мной. Да, вначале я ему симпатизировала. Но когда узнала о его мыслях, о его настроениях, о его взглядах на нашу советскую жизнь, позволила бы я с таким подлецом любовь крутить? Гад ты! – крикнула она и, вскочив со стула, плюнула в его сторону.
Следователь успокоил Ткач и усадил на прежнее место, задал новый вопрос:
– Что же он вам такого говорил?
– Он говорил, что в любой стране жить лучше, чем у нас. Мы много работаем и мало получаем. Что в период коллективизации сельское хозяйство было разорено, люди голодали, а многие и умерли от голода.
– А говорил он, что хочет остаться в капиталистической стране?
Ткач в замешательстве поворачивала голову от Крижжановского к следователю, ещё сильнее краснея. Рот её был беззвучным, но не закрывался. Наконец, она собралась больше с физическими силами, чем мыслями, которые у неё работали с большим опозданием, начала лепетать:
– Кажется, говорил. Наверное, говорил. Да, он мог сказать.
Следователь помрачнел, сурово и выжидающе смотрел на свидетельницу в упор, но, вероятно, не знал, как помочь.
– Да, я вспомнила, он говорил. Он говорил. Он несколько раз говорил, что хочет остаться заграницей.
Следователь плохо изучил свою свидетельницу и задал непосильный вопрос: