Правители поняли значение огородов для крестьян по-своему и, вероятно, чтобы заставить колхозников больше работать, в колхозе ввели ограничения. Начали облагать поросёнка, птицу, каждую штуку вишнёвого дерева непомерными налогами. В два раза уменьшили размеры приусадебных участков. Крестьяне вынуждены были рубить плодовые деревья и навсегда отказываться от деревни.
И всё же жизнь очень медленно улучшалась – голодающих уже не было, люди научились приспосабливаться к создаваемым условиям. Но поругание, грубость властей оставались. Ведь насилие, посеянное сверху, никогда не исчезает, только с уходом в могилу обиженных, забывается.
К третьему воскресенью пребывания Евдокии Химич на родине «Колхоз имени Тараса» закончил уборку зерновых. Гостья и родители получили первый выходной день.
Последние дни Евдокия заметно волновалась: с момента отъезда её из Севастополя она не получила ни одного письма. Точно после трагической ссоры Николай решил отмалчиваться. Что-то произошло, думала она. Только вспоминая напутствия мужа, она несколько успокаивалась. При её отъезде он говорил:
– Не торопись с возвращением. Помоги старикам. За меня не беспокойся – я привык ко всяким невзгодам, и одиночество достойно переживу.
Незадолго до заката в родительский дом пришёл старший брат Дуси Иван. Он поступил в железнодорожные мастерские семнадцатилетним, и уже считался кадровым рабочим. Работал в Родаково, там же и жил. В июле получил отпуск. Десять дней гостил в Москве. Навестил родителей, имея массу новостей.
В пяти шагах от входа в хату сохранились четыре роскошных вишни. Под их кроны каждое лето ставили обеденный стол. В тот год был редкий урожай вишен. Уже налившиеся соком, крупные чёрные ягоды наклонили ветви. Чтобы не сломать их, стол вытащили из-под ветвей и поставили у стены хаты.
Вся семья сидела вокруг стола, одновременно и обедала, и ужинала. Весь день без отдыха ушёл на обработку личного огорода.
По установившимся обычаям издревле в украинских семьях разговор за столом начинал старший. Главу семьи никто не перебивал и послушно исполнял его волю. Говорить было о чём – жизнь люди коротали особенную.
– Ну, что видел, что слышал? – спросил отец старшего сына, с любопытством ожидая рассказа продолжительного и интересного.
– В Москве люди живут как в другом государстве, – начал свой рассказ Иван. Все внимательно слушали, задумываясь. – Если и попадались на глаза оборванные и измождённые люди, так это были приезжие, провинциалы. А москвичи живут сытно, вольготно и в своё удовольствие.