Голливуд просыпался неохотно, как стареющая актриса после бурной ночи: с макияжем, который вот-вот начнёт трескаться, и улыбкой, застывшей на грани истерики. Джек Харпер ехал по Сансет-бульвару, обгоняя лимузины, фургоны и блестящие машины, за рулём которых сидели мужчины в дорогих костюмах и женщины с глазами, привыкшими к вспышкам камер.
Но он смотрел не на свет. Он искал тень.
Тень, которую оставила после себя Изабель Монро.
Первая остановка – киностудия «Celestial Pictures», где снимали фильм с её участием. Джек въехал на территорию по пропуску, выданному полицией. На проходной охранник с фальшивой вежливостью посмотрел на удостоверение, буркнул:
– Она вчера была здесь допоздна. Съёмки закончились около восьми. Шла к трейлеру. Потом уехала на своём кабриолете.
– Кто был на площадке?
– Все, кто по списку. Режиссёр, ассистенты, партнёр по сценам – Райан Чейз.
– Райан Чейз… он ведь играл её возлюбленного?
– Да. И, говорят, не только на экране.
Джек кивнул. Эмоции и роли в Голливуде часто путались. Иногда намеренно. Иногда – до смерти.
Он направился к трейлеру Изабель. Там пахло дорогим парфюмом, кофе и чем-то нервным – как будто воздух внутри до сих пор хранил её шаги. На туалетном столике лежали очки в золотой оправе, брошка в виде киноплёнки, сценарий, разложенный на последней сцене.
В нижнем ящике – листок бумаги, сложенный вчетверо.
«Мы оба знаем, что это не твоя роль. Ты крадёшь, как всегда. Но красть у меня – опасно. Последнее предупреждение.»
Подписи не было. Но стиль совпадал с письмами из дома. Джек сфотографировал бумагу, убрал в пакетик для улик. Он чувствовал – кто-то выстраивал вокруг Изабель настоящую осаду.
Райан Чейз оказался в съёмочном павильоне №3 – высокий, с идеальной причёской, загорелый. Он встретил Джека с выражением театрального удивления, прикрытым заботой.
– Это ужасно, просто ужасно… – он потянулся к кофе, взял паузу. – Изабель была невероятной. Настоящей.