Минуту длилось тягостное молчание. Игорь наблюдал за ней, за ее бледным, без косметики лицом, за тенью под глазами – следами вчерашних слез. Его пальцы нервно барабанили по пластику стола. Похмельная нервозность требовала выхода. Он не выдержал.
– Ну что… – начал он, нарочито громко, пытаясь сорвать ее оцепенение. Голос был хриплым. – Как погуляли вчера-то? – На его губах расползлась ехидная, натянутая улыбка. Он ждал взрыва, ожидал, что его слова как спичка подожгут порох ее обиды. – Удачно развеялись? После такого… теплого приема?
Алина медленно, очень медленно подняла глаза. Взгляд ее был пустым, усталым, лишенным всякого огня. Он скользнул по лицу Игоря, не задерживаясь, как по неодушевленному предмету, и вернулся к кружке. Она сделала еще один маленький глоток кофе. И только потом, почти без интонации, глухо ответила:
– Не твое дело.
Фраза прозвучала не грубо, а… отстраненно. Как констатация факта. Как будто он перестал для нее существовать как человек, с которым можно что-то обсуждать. Эта ледяная отрешенность обожгла Игоря сильнее крика. Его ехидная улыбка застыла, превратившись в гримасу. Он чувствовал себя дураком, пытающимся спровоцировать стену.
– Ладно, ладно, – заговорил он быстрее, пытаясь вернуть себе иллюзию контроля, но голос срывался. – Раз не твое дело, то и не лезь. Я к тому, что… – он сделал паузу, собираясь с мыслями. – Собирай свои вещи. Мама приказала. Отвезу тебя к бабушке. – Он снова попытался вложить в слова превосходство, снисходительность. – Хоть некоторое время отдохну от твоих истерик. Воздухом свежим подышу.
Алина снова подняла на него глаза. На этот раз в них мелькнуло что-то – не гнев, не обида. Глубокое, бездонное презрение. И все. Она пожала одним плечом в легком, абсолютно безразличном жесте. Голос ее был ровным, монотонным, как чтение объявления:
– Отдыхай сколько влезет. Что тебе мешает-то тебе.
Она отпила еще кофе, поставила кружку и снова уставилась в окно, в солнечное утро, которое для нее, казалось, тоже потеряло краски. Ее полное равнодушие, ее спокойное принятие его слов, ее *нежелание* даже спорить – это было невыносимо. Это лишало его последней точки опоры в этом конфликте. Он не мог победить того, кто даже не выходил на бой.
Игорь вскочил со стула так резко, что тот грохнулся на пол. Грохот эхом прокатился по кухне. Его лицо исказила злоба, смешанная с бессилием.