– «Ты это брось, студентик. Каждый человек, какой бы он ни был – человек! С мошкой это ты плохое сравнение сделал. Выпей ещё лучше. Я не все тебе сказал»
Студент выпил ещё пол стакана и совсем в глазах мутно стало.
– «Он, когда плачет, в руках что-то держит. Я спросить боюсь, мало ли что. А сам думаю, что у него в ладонях, может, крест? Аль подвеска какая?»
– «Мертвец с крестом. Ну ты, Каляда, сказки мне какие-то рассказываешь», – студент усмехнулся и облокотился о стену, к котрой была придвинута железная панцирная кровать.
– «Не веришь? А вот я тебе покажу. Ты у меня тут спи, а как он придёт, дак ты сразу подскочишь, щенок! Тут от любого сна проснёшься, даже от мёртвого, ежели таки завывания услышишь»
Но студент уже не слышал обиду Каляды на него, он уже давно был обуян сном, позабыв про призрака, про призрачные слезы, про веру и безверие, про голод и холод. Он уснул и проспал до первых всхлипов.
Открыв глаза, студент ощутил страшную боль в голове. Комната кружилась. Вокруг было темно, лишь лунный свет отражался в грязном стекле, падая на деревянный пол комнаты, освещая страшные вытертые доски. Холодина стояла страшная, хотелось опять закрыть глаза и забыться.
Студент привстал и увидел страшную картину: на углу кровати сидел мужчина в военной форме. На нем был потёртый мундир из тёмно-зелёного сукна. Голову он держал руками, его тонкие покрытые мелкими царапинами пальцы охватывали все лицо, закрывая его от чужих глаз. На тёмных и редких волосах была видна седина. Солдат плакал навзрыд. Его страшные утробные рыдания разносились, казалось, по всему дому, заползали в каждую прогнившую щель, в каждое не простиранное белье и в каждую немытую, а иногда и совсем вшивую голову жильцов.
В углу комнаты сидел Каляда. Он буквально вжался в стену и крестился. Из тёмного угла разносилось в унисон плачу: «Господи, прости меня грешного».