Голосок у Танюшки слабенькой, далеко не слыхать. Отчаялась малая, не знает, как выбраться. И вынесло ее к острову зеленому безлюдному. Уцепилась она за прибрежный тальник, подтянулась, пригребла к берегу. Выползла Танюшка мокрешенька. Надо сушиться, костер разводить.
Глядь – с камышей стрекозы большие, глазастые к ней летят:
– Горемычная, чем помочь?
Так и так, говорит.
Только ветерок подняли вихревой крыльицами – и исчезли, как не было.
Стала Танюшка сухие травинки, веточки собирать для костра, бересты с березок прибрежных сняла – а огня нет.
Вдруг – вихрем – туча стрекозья! И несут чего-то, малой горшочек с петелькой подцепили лапками – и несут. Тихонечко спустили его на землю – а в горшочке том уголек алый с печки. Обрадовалась Танюшка, разожгла костер и обсушилась.
Повеселела она, да вот как выбраться с острова и до дому добраться – далеко унесло ее течением.
Тут из-под корня камышового мышь вышмыгнула.
– А ты в ямку угольков из костерка положи да водицы туда плесни – такой дым большой кверху подымется – тебя по дыму враз найдут! Видит девочка – мышь дело говорит. Всё так и сделала. Поднялся дым столбом к чистому небу, понесло дым в сторону родимого дома, увидел дымок дедушка Анисим – поехал ведь на телеге Танюшку искать-вызволять.
Видит: стоит, горемычная, на острове и веткой ивовой ему машет. Дед на что старой, а сметливой: подрубил березу длинную береговую да мостик к Танюшке и перекинул. Та по нем и перебралась к спасителю. Только стрекозы ее и видели! Скоро уж дома была, простоквашу ела да родным о своем злоключении рассказывала.
А Матушка-Печка всё слушала да вздыхала.
Сказка четвертая.
Как Танюшка и Сверчок-немолчок щи варили
Раным-ранешенько вставала Танюшка, как родна матушка прежде учила. Пшеничны косички расплетет, расчешет, опять в косу их, под платочек уберет да мать вспомянет: «Моя ли ты родимая, свеча неугасимая: горела – да растаяла, любила – да оставила». С тем словом уже по избе и хлопочет – да так, словно руки матушкины тут – помогают ей. Обронит ли чашку (сон ведь еще в одном глазу маячит, уходить не хочет), глядишь – чашка-то цела, словно кто ее у полу рукою поймал. Споткнется ли о веничек – а тут ее кто-то под локоток мяконько так и удержит.
Нечего делать – пришлось Танюшке всему после успенья матушки у Печки учиться. Та бела-добра никогда не спит, дом бережет, разве что глубокой ночью задремлет. А всё отдает тепло своё, даже если последний уголёк в ней погас.