Раньше деньгами распоряжалась баба Маля, как официальный опекун. А что теперь? Он будто предчувствовал неладное. Почему-то радости от заработанного не было. Десятки рублевых купюр в ладонях казались чужими – они вселяли неуверенность и тяготили.
Он осмелился спросить почти шепотом:
– Баб Маль… и эти тоже вам отдавать?
– Нет. Они твои – распоряжайся сам, – глухо ответила она и вышла из комнаты.
С тех пор в доме все изменилось. Баба Маля перестала готовить еду на двоих, стирала только свое, практически не разговаривала с ним.
Он ждал. Надеялся, что все наладится. Но лед только крепчал. Работа в стройбригаде помогала держаться. Руки были привычны к тяжелому труду, и вскоре он смог перекрыть старую крышу – ту, что давно просела над курятником. Помогали одноклассница Ира и ее мама Ида. Они втроем месили глину босыми ногами, утрамбовали ее на перекрытии. К полудню кровля сияла под солнцем – новой, еще не высохшей глиняной шапкой.
И баба Маля, казалось, смягчилась. Она приготовила ароматный плов. Во дворе накрыли на стол. Были и тосты, и похвала от гостей. Но все перечеркнула одна фраза хозяйки:
– Размазня ты, Ёся… Мужики не сидят в хате, не ревут над школьными фотографиями…
Он попытался объяснить, что скоро достанет кирпич, обложит дом, сделает чердак.
– А ничего, что это моя хата? – резко перебила она. – Не забыл, кто ты тут есть?
А потом – последнее:
– Мой внук из армии возвращается. Жениться собирается. Где ему прикажешь жить?
Иосиф молча собрал вещи: пара рубашек, сандалии, книги. Вышел, надеясь, что баба Маля его остановит. Не остановила.
– Надеюсь, мои трусы не прихватил? – крикнула она ему в спину.
За калиткой он обернулся. Дом стоял аккуратный, беленый. На крыше – новая глина. По двору пасутся курочки. Парнишка вкладывался здесь «как для себя» – с душой, с сердцем. Но теперь понял: горбатого к стенке не приставишь. Он сирота, не здешней крови. Приютили – позволили посидеть и согреться. Ступай дальше…
Иосиф двинулся в сторону вокзала. А баба Маля, глядя ему вслед, вдруг сказала:
– Мы обязательно с ним помиримся. Но сначала пусть уедет. Будущего у него здесь нет…
Свои из Гуссенбаха
Was in der Jugend Wurzel schlägt,
das trägt die Blüte im Alter.“
– Friedrich Schiller
(То, что укореняется в юности,
расцветает в старости.)
Плацкартный вагон жил своей обычной, шумной и суетливой жизнью. Люди разворачивали котомки с домашней снедью, разливали чай из граненых стеклянных стаканов с подстаканниками. Некоторые неспешно потягивали пиво, закусывая сушеной рыбой, и увлеченно спорили о спорте.