Вечер погас уж на багряном небосклоне…
Образ его видения показался ему столь же глубоко несчастным, сколь глубоко несчастным был он сам от чувства неразделённой любви к девушке, портрет которой писал по памяти, изображая то светской дамой в низком декольте, то испанкой в глубоком тёмном капюшоне.
Но было и нечто иное, странным образом, ему казалось, что он и есть тот юноша. Поражённый, он пытался разглядеть его, но не мог.
Обладай юный корнет волшебным даром ясновидения, он увидел бы, как ровно семь веков назад этот самый юноша подходит к подножью Эрсилдунских холмов и там исчезает…
II
…Жил он в Шотландии, в деревне Эрсилдун, окружённой со всех сторон лесами. Там он играл на свирели – для себя, для птиц и дикого зверья.
Он часто пел, слова слагались сами собой, и это была удивительная игра – складывая слова, он чередовал рифму и получал звонкий и мелодичный стих, поражающий, как алмаз, чистотой граней.
Это не имело ничего общего с занятием, приносившим доход человеку, нуждавшемуся в еде, новой одежде, но именно такая свобода давала ощущение подлинного счастья.
Если бы его окружал кровавый воюющий мир, он мог быть вооружённым до зубов воином или бандитом, в зависимости от того, какую идею вложил ему в душу и кто – Бог или дьявол.
Но когда человека окружает такая красота, он и сам бывает прекрасен. Томас обладал совершенной мужской красотой, он был высок и строен, огромные чёрные глаза излучали свет, идущий из глубины души.
Он очень дорожил своим чаще всего безлюдным окружением – звёзды, небо, деревья, травы, птицы да сверчки.