В дальнейшем мои художества проявлялись спонтанно – в разное (чаще всего неподходящее) время и в разных (чаще всего неподходящих) местах. Так, в армии, где я на короткое время умудрился побыть хлеборезом, я решил нарисовать своего начальника – директора солдатской столовой, неприятного гражданского старичка, очень похожего на профессора Верховцева из мультфильма «Тайна третьей планеты» – худого, сутулого, в длинном узком пальто, очках и шляпе. Все его так и называли – Профессор. Но, в отличие от мультяшного профессора, наш не спасал птицу Говоруна, наш воровал солдатские пайки. И я решил запечатлеть этот сутулый силуэт в шляпе. И нарисовал его в комнате отдыха поваров. Под кроватью. Зелёной масляной краской на светлом цвета охры полу. Я надеялся, что мой зелёный человечек будет мирно лежать под кроватью ещё не один призыв, но, когда я зашёл в эту комнату через пару дней, то увидел, что весь пол – до этого радовавший глаз золотистым оттенком – теперь был выкрашен в радикально зелёный цвет. Похоже, что Профессору не понравился свой двойник, и он приказал поварам закрасить его. А повара-узбеки нашли мою банку с краской и не стали долго думать о цветовой гамме.
С такой врождённой тягой к искусству нет ничего удивительного, что когда я – уже студент университета – пришёл записываться в городскую библиотеку, то, заполняя в формуляре графу «место работы», не задумываясь написал: «Свободный художник». И это произвело неожиданное впечатление на библиотекаршу – брюнетку лет тридцати с приятным, но усталым лицом. Её глаза вдруг загорелись странным светом, и она с выражением тихой радости и надежды спросила меня:
– Вы художник?
– Свободный художник, – осторожно уточнил я, интуитивно ощущая тревогу.
– Вы знаете, моему сыну дали в школе задание нарисовать гуся, – продолжала библиотекарша. – Вы поможете?
В её голосе и глазах читалась такая мольба, что у меня язык не повернулся объяснить, что «свободный художник» – это образное выражение.
– У меня нет с собой ничего, – сказал я, пытаясь найти уважительную причину, чтобы отказаться, потому что понимал, что нарисовать гуся будет сложнее, чем самолётик.
Но библиотекарша не хотела отступать:
– У меня всё есть! – сказала она и сунула мне в руку карандаш и листок бумаги.
Я обречённо сел за стол, и тут меня осенило: