Метаморфозы пустоты - страница 2

Шрифт

Интервал

что больше не прорастёт.

Немного бы помолчать,

увидеть, как стынет гладь.

Ночью растёт широта

того же пространства, как

будто убрав цвета,

словно из тела – костяк,

в миг рассыпается всё.

Луч вырезает щель,

и будто бы колесо

крутится там, где лоб,

рисуя, как лазер, цель.

Шёпот густой листвы,

как на базаре, их

голос, как соловьи,

трогательный, как стих,

ветер лопает в них,

словно во рту язык,

чувств пузыри в слова,

переходя на крик.

Крутится голова,

считывая, как свет

азбукой Морзе в два

типа сигнала вслед

падающей звезде

шлёт из других планет

трепетное «– при – вет – ».

Мы есть как в пустоте

дальности той сигнал,

что времени, как числа,

позволит величина,

мысль, как кость в хребте,

важнее, чем болтовня,

всё, что сейчас я есть —

мысль в моменте. Я

думаю о тебе

и становлюсь тобой,

словно волна, войдя

в плоскость с другой волной.

Ночь, как дыра в стене,

втягивает в пустоту,

как карася к блесне,

так, что невмоготу

сопротивляться ей.

Лампа, как оберег,

рассеивает крестом

яркий пучок лучей,

тая, как первый снег,

перешагнув окно.

Горшок с гиацинтом. Тень

падает в пыльный пол,

грубая, как шагрень,

недвижимая, как ствол.

Как хорошо расти,

когда ничему тебя

не сбить с твоего пути,

и путь – это высота.

Бессонница. Тесность стен.

Вибрирует пустота

между глазами и тем,

в чём прячется темнота,

неким небытием,

как форме свободы «от»

всякого взгляда «на».

Как муха, в открытый рот

проваливается луна.

Дневная увертюра бренности

Кровь вылитого луча. Умыта ею стена,

как смыслом пустой этюд. День неотделим от сна,

выглядит как ещё один оборот колёс,

кофе, стихи, Satie, просматриваемый невроз

в разглядывании себя. Честность русских берёз,

поделенных как бы на два полюса, инь и ян,

исключают притворство. Слеза. Я пугающе хмур

и сижу в увертюре себя. Меланхолия. Дурь

в голове как способность торчать у восточных славян

без шприца и укола… Бренность – это подарок, как код,

что лишает серьёзности жизнь. Я стекаю, как в трубопровод,

разбавляя чужие дни, в общей массе сливаясь в ком

истории, как река, что-то шепчущая о пустом.

Сизый цвет, небо рвётся из глаз.

Запах поля. Сиреневый снег.

Мир есть просто сложение масс,

что друг в друга бегут, как побег,

чья природа – бежать даже сквозь

камень или чужую кость.

Я сижу у стены, бегу

взглядом в дальнюю точку. День,

как одетая набекрень

шапка, давит в мозгу

повторяемостью процедур,

Следующая страница