Метаморфозы пустоты - страница 4

Шрифт

Интервал

ты один единственный не сражённый воин,

а другие крутят за спиной заточкой,

бьют с улыбкой в спину и кричат «дурак».

Как бы путь ни жалил, будь себя достоин,

потому что лучше получить синяк,

чем глотать душок, сидя на помойке.

Знаешь, справедливость, в ту, что веришь, – это

та хромая лошадь, что бежит последней,

твоя вера, мальчик, в целом безответна —

люди в этом мире верят лишь в победы.

Глупых взрослых много! Они верят в деньги,

и за деньги, мальчик, хоть на четвереньках

будут нежить кошкой, только понарошку,

пока есть икра да большая ложка.

Только что за деньги покупать нам, мальчик?

Те же вещи, только лучше и дороже?

Я тону на лодке, но я счастлив больше,

чем все рыбы в этом чёрном океане.

Небо как портал в чистоту пространства.

Солнце догорает, прячась за калиткой.

Там из океана рыбам ведь не видно?

А закат, мой мальчик, не бывает платным.

Этюды из памяти

Резинка обнуляет карандаш,

а время – лица. Их стереть

понадобится прожитая жизнь,

которая останется тускнеть

в тенях на фотографиях, томить

колючими пустотами пропаж,

но это, как прочитанный роман,

прочитанные главы не забыть,

но ты уже давно не их герой.

Как склеенные тучами в туман,

без точных очертаний те предметы,

что выглядят без солнца не собой,

я выгляжу одним из тех скелетов,

который выполз из комода, и,

как будто привидения шаги,

скитаюсь по Лубянке, как чужой,

ищу свой след в обломках лет и

тот спёртый запах из музейного кафе,

тот кашель стула, что звенел в спине,

и меланхолию просторных кабинетов,

где с выражением Ареса на портретах

детей пугали старые вожди.

Холодные чугунные дожди.

Симметрия просторных площадей.

Хлористый аромат от чистоты.

И выбритые звёзды обелисков,

торчащие истории огрызки.

Помада-борщ. Липучки-бигуди

и платья, что царапают асфальт,

смотрящие с тревогой из-под лба

немые незнакомцы, пустота,

разлитая в движениях кассира,

пенсионеры с хлебом и кефиром,

значок, отображающий стандарт,

прохожий, затянувший беломор,

лежащий человек лицом в траву,

как будто в океане на плоту,

растянутый иконой триколор,

с оттянутым карманом ревизор,

сирени с шелковистой шевелюрой,

замотанное небо в провода,

растрёпанные рощи и этюды,

как кудри телефонного шнура,

стояние по пробкам на верблюдах,

укусы, как порезы от ножа,

от редкого, но жгучего луча,

я ощущаю, как иду я,

и в памяти сгорают, как свеча,

те образы, что больше недоступны.

Следующая страница