комнате. Господин Вальден просил напомнить: ужин ровно в девять.
Я улыбнулась одними губами. Поднявшись в свою комнату, я поняла, что здесь многое изменилось. Вместо тяжёлых бархатных драпировок – лёгкие пастельные тона, скромная мебель, панорамное окно, открывающее вид на оливковую рощу. Комната словно ожидала моё возвращение. Но это было иллюзией. Ни один уголок этого дома по-настоящему не ждал меня.
Я отложила пальто и медленно пошла в сторону третьего крыла. Мне нужно было увидеть её.
За дверью, покрытой тонким слоем пыли, хранилась память.
Аннели Вальден, моя мачеха. Женщина, которая была мне ближе всех.
На стене – её портрет, покрытый тонкой тканью. Я сняла её, и сердце замерло. Она смотрела на меня с холста так, будто время не коснулось её.
– Вы на неё похожи, – раздался голос позади.
Я обернулась. Мадлен стояла у двери, не нарушая тишины. Я лишь кивнула. Потом – ванна. Джакузи, аромат лаванды, обжигающая вода, словно способная стереть воспоминания. Но они были крепче пены.
Когда я вышла из ванной, обернувшись в полотенце, он уже ждал.
Каспар Вальден – мой приёмный брат. Тот, кто однажды подписал бумаги о моём исчезновении из семьи.
Он стоял у окна, скрестив руки на груди, и молча смотрел на меня.
Холодный, как утренний гранит, красивый в той жестокой мере, когда черты лица будто вырезаны из мрамора.
– Ты вернулась, – сказал он. – И, похоже, всё та же. Я приподняла подбородок.
– А ты – всё так же не рад видеть меня.
Он скользнул взглядом по моей фигуре, задержавшись на мокрых прядях. Его глаза оставались ледяными, но в голосе проскользнуло нечто живое:
– Постарайся хотя бы вести себя достойно. Ради памяти Аннели.
Я не ответила.
– Ужин внизу. Через двадцать минут. Не опаздывай, Элианна.
Он вышел, не обернувшись. Я стояла, вцепившись в край комода, и дышала глубоко, чтобы унять внезапный дрожь. Я не позволю ему снова сломать меня. Когда я вошла в столовую, Винсент Вальден уже ждал. Его седые волосы были идеально зачёсаны назад, а в руке он держал бокал сухого вина.
– Элианна, – сказал он тепло, но глаза оставались безучастными. – Рад твоему возвращению. Он обнял меня формально, сдержанно. Каспар сидел напротив. Его лицо не выражало ничего. Во время ужина я рассказывала о своей учебе в Вене, об архитектуре, об изменившихся вкусах. Когда я упомянула, что теперь не люблю барокко, Винсент вдруг взглянул на меня внимательно: