Я видел, что ему хотелось осадить меня с самого начала, но стерпел.
– Тогда пойдем со мной.
Только это и сказал.
Он повернулся и, прихрамывая, направился к донжону. Я двинулся следом. Мы шли по двору, и я с любопытством смотрел по сторонам. По окружающей обстановке часто можно судить о том, какова дисциплина в гарнизоне. Получалось, что на уровне немного выше среднего. Крысы не шныряли под ногами, охапки гниющего навоза не вздымались выше головы, и никто не шатался без дела. Это по первому впечатлению. А оно, впрочем, редко бывает справедливым. Все хозяйственные постройки, помещения для слуг и казарма располагались вдоль стен, примыкая к ним вплотную. В центре стояла квадратной формы главная башня, сложенная из крупных, гладко отесанных камней. К входу в нее вела деревянная лестница, которую при необходимости можно было сжечь. Слева, между донжоном и стеной находилась небольшая часовня с круглым витражным окном над входом. За башней виднелся маленький фруктовый садик с цветником. Подобные часто разводили в замках, чтобы было место для отдыха. По лестнице мы поднялись на площадку перед входом в донжон. Там, у тяжелой двери, обитой железными полосами с большим количеством гвоздей, стоял еще один привратник с мечом и щитом, без слов пропустивший нас внутрь. Я бывал в замках, где донжон использовался только для военных нужд, да как последний оплот обороны. А сам хозяин жил вместе с семьей в отдельном доме, чисто настоящем дворце. Здесь было не то. Главная башня являлась жилым помещением, и строилась она именно с таким расчетом, потому что, несмотря на толщину самих стен, внутри оказалась очень вместительной. Так строили наши предки в давние времена. Нынче в моде другое. Узкая каменная лестница, закрученная спиралью, очень удобная для обороны, привела нас на второй этаж, прямо в большой зал – главное помещение башни. Он не произвел на меня особого впечатления: огромный камин напротив дверей, топившийся и летом, задрапированные гобеленами стены с развешенным оружием и охотничьими трофеями, стол для трапез. Сейчас слуги убирали с него посуду после завершившегося обеда. По залу гуляли сквозняки, а маленькие окна в верхней части стен пропускали мало света. И потому здесь даже днем горели светильники.
Тут-то я и увидел рыцаря де Фруссара, владельца лена Мо. Он стоял в самом центре зала, принимая доклад от какого-то толстяка. Мой сопровождающий остановился, ожидая, когда рыцарь освободится и делая мне знак держаться рядом. И я воспользовался случаем, чтобы хорошенько рассмотреть своего будущего хозяина. Рыцарь был молод, не больше двадцати трех–двадцати пяти лет. Хорошего роста, широкоплечий, с прямыми темно-русыми волосами до плеч, без усов и бороды, одетый неброско и небогато. Черты лица были соразмерны и привлекательны для женщин. Только сильно скошенный назад лоб немного портил впечатление. Глубокие синие глаза смотрели открыто и дружелюбно. Мне подумалось, что де Фруссар человек хороший и добрый. На нем не было рыцарского пояса и золотых шпор, а о происхождении говорил лишь красивый кинжал в дорогих ножнах с рукоятью, украшенной сапфирами. В таком возрасте стать опоясанным рыцарем значило успеть повоевать, если ты, конечно, не принадлежишь к знатному и богатому роду. Де Фруссар не принадлежал. Он был лишь владельцем двух небольших деревень и вассалом графа де Бютаржи. Шарлемань рассказывал мне, что де Фруссар стал опоясанным рыцарем года четыре назад. Сейчас, когда его сюзерен затеял войну с собственным вассалом, непокорным и своенравным бароном де Кюиссе по прозвищу «Кабан» он должен был рано или поздно выступить в поход под знаменами графа.