Вторая причина заключается в том, что прежде не было официального определения радиационной аварии. Впервые оно появилось только после аварии на Чернобыльской АЭС, а современное определение было дано в 1996 году, спустя полвека после пуска первого промышленного ядерного реактора на комбинате «Маяк». До того, как было сформулировано сегодняшнее определение, все радиационные аварии у нас именовались «разливами», «проливами», «утечками», «россыпью», «выбросами», «очагами», «хлопками» и т. д. И не имело значения, что в большинстве случаев речь шла о твердых, жидких, газообразных и аэрозольных радиоактивных веществах, над которыми был потерян контроль…».
Получив это письмо, я несколько раз побывал в Озёрске, где встречался с ветеранами «Маяка» и записал десятки их рассказов. Там я познакомился практически со всеми опубликованными к тому времени воспоминаниями ветеранов. Поговорил с руководителями предприятия, отвечающими за вопросы ядерной и радиационной безопасности производства. Познакомился с официальными документами, освещающими некоторые радиационные аварии. На основании всех собранных сведений подготовлена эта глава.
Личные записки-воспоминания В. С. Сладкова о своей работе на радиохимическом «заводе 25» и о его борьбе за признание у него заболеваний, связанных с радиацией и облучением в процессе работы, приведены в Приложении 10.
3.2.1. Условия труда персонала на «реакторе А»
Говоря о радиационных авариях в период становления плутониевого производства, следует помнить, что такого слова не было в языке атомщиков. Впрочем, также не существовало сегодняшних привычных терминов – «реактор», «плутоний», «облученное ядерное топливо», «радиоактивность» и многих других. Существовали «аппараты», имевшие каждый свой номер и производимые этими аппаратами «продукты» – тоже с номерами. Облученное в реакторе топливо на производственном жаргоне называли «блоками» или «блочками». Вся радиоактивность называлась «грязью». Запомнив все это, давайте вернемся на пятьдесят лет назад – в первые дни и месяцы работы комбината «Маяк».
На «реакторе А» основные дозы получались персоналом в центральном зале, возле бассейнов-хранилищ в которых выдерживались облученные ТВЭЛы и при транспортировке облученных урановых «блочков» к местам дальнейшей переработки. Уже в первые дни работы реактора были составлены картограммы радиационных полей, служившие основой для определения допустимого времени нахождения персонала в разных помещениях. Но спешка и непрерывно возникавшие «непредвиденные обстоятельства» заставляли людей нарушать инструкции.