Генрих медленно сел на колено, уставившись на карту.
– Сто километров… длина жизни, – прошептал он.
И карта снова погасла, экономя заряд.
4.
Райзе медленно поднялся. Все внутри него кричало лечь, зарыться в мох и остаться – но он знал: останешься – умрёшь. Здесь, в мезозое, всё работает иначе. Здесь нет пощады, нет времени на раздумья, нет права на отдых. Одна ошибка – и тебя сожрут, раздавят, ужалят или снесёт когтистая лапа, даже не заметив. Он взглянул на небо: солнце уже клонится к горизонту, блики прячутся в листве, и с каждой минутой влажный лес начинал звучать иначе. Насыщеннее. Опаснее. Это приближалась ночь.
Генрих знал: в темноте его шансы выжить приближались к нулю. Хищники становятся активнее. У них острое зрение, развитый нюх, превосходный слух. А у человека – лишь пара электронных очков, с зелёным мерцанием ночного видения и ограниченной перспективой. Это иллюзия безопасности: на деле – ты всего лишь тёплое мясо, которое бежит по чужому миру. Человеческие органы чувств в ночи – жалкое подобие настоящего инструментария выживания.
Но и идти голодным – глупо. Без сил он не дойдёт и пары километров. Генрих вытащил из рюкзака тюбики и батончики, разложил на мху и стал делить порции. Рацион был рассчитан на два дня, но он распределил его на четыре, максимально сжав порции. Голод – не враг, если ты контролируешь его. Если он сможет проходить хотя бы по двадцать пять километров в сутки – он достигнет базы за четыре дня. Теоретически. На практике – эти километры пролегали по изломанной, непредсказуемой территории, где каждый метр мог скрывать пасть, шип, жало или трясину.
Он перекусил быстро, без удовольствия. Один энергетический батончик, пара глотков из фляги с тонизирующим раствором, и разум обострился. Он глубоко вдохнул. Рука легла на мачете.
– Ну что ж, профессор, марш-бросок в ад, – пробормотал он, и шагнул в лес.
Путь был не тропой, а сплошной резнёй с листвой. Жаркое, влажное дыхание мезозоя окутывало с ног до головы, как пар в мясной коптильне. Генрих двигался осторожно, внимательно вглядываясь в каждую тень, в каждый излом ветки. Он слышал лес. Его гудение, потрескивание, свист. Нечто пронеслось где-то наверху – крылья размером с мраморную плиту, оставив за собой шлейф резкого запаха аммиака. Древние насекомые. Он заметил, как в просвете между деревьями пара гигантских стрекоз (возможно, Meganeura monyi) с размахом крыльев под метр разрывают мёртвую рептилию. Их хитиновые челюсти дробили плоть с хрустом, достойным крупного хищника.