Он стал свидетелем их охоты – на опушке поляны валялся уже обессиленный Stegosaurus ungulatus, массивный гигант, его бронеспина и колючий хвост беспомощно дёргались в агонии. Мелкие хищники прыгали на него с визгом, как крысы на тушу быка, прокусывая шкуру, добираясь до мяса, выдирая куски с безумной скоростью. Один из них повис у стегозавра на глазу, другой забрался под чешую, копаясь, как паразит. Огромное тело качнулось, рухнуло – и стая тут же сомкнулась, перекрывая тушу, словно покрывало.
Генрих стиснул зубы, сердце грохотало в висках. Он понял, что если один такой скакун прыгнет ему на шею – всё, конец. Но хищники были заняты. Он воспользовался моментом и, пригнувшись, почти бегом пересёк поляну, ступая по мокрой траве, не оборачиваясь.
Впереди начиналось открытое пространство – каменистое плато, почти выжженное солнцем. Скалы, редкие кустарники, и никакого укрытия. Генрих остановился на границе – инстинкт подсказывал: здесь ты цель. Любой хищник, любая тварь сверху – и ты на ладони. Здесь даже трава не скрывала. Однако оставаться было бессмысленно. Поляна за спиной кишела смертью.
Он глубоко вдохнул, поправил рюкзак, крепче сжал мачете и сделал шаг. Один, второй, третий. Тело было натянуто, как тетива. Каждый мускул жил собственной тревогой, как если бы сам страх стал тканью его плоти. Он не был бойцом. Никогда не служил, не держал оружия. На Земле его мышцы больше помнили кресло и лабораторный стол. Но сейчас он шёл, как зверь, как хищник. С каждым шагом в нём просыпалось нечто древнее – воля к жизни, первобытное бешенство выживания.
Ветер пах горячими камнями. Генрих шёл вперёд, и перед глазами вспыхнули образы – образы из другой жизни. Там, за миллионы лет и сто километров отсюда. Он увидел, как Ларэна ставит свечи на торт, смеётся, как поправляет волосы за ухом. Дети, маленькие, в цветных пижамах, разворачивают подарки под рождественской елью. Снег за окном. На кухне пахнет корицей и мускатом – Ларэна готовит глинтвейн и пирог. Потом – лето. Греция. Яркое солнце на белых стенах домов, узкие улочки, запах олив и моря. Парагвай – буйные джунгли, они держатся за руки, идя по дощатому мосту над рекой, и смеются над громкими стрекотами цикад. Всё это казалось сном, но было реальным. Это была его жизнь. И он не собирался умирать в этом проклятом времени.