– Как двое?! Куда ж нам двое?! Мироныч, помоги, сделай что-нибудь, ведь срок позволяет.
– Фигня твой срок! Там двойня, я же не преступник.
Как будто вычистить одного ребёнка – куда ни шло, а уж двоих – тяжкий грех.
Так и явилась она домой не вскрытой. Муж как увидел её лицо, сразу заулыбался, проходи, мол, садись, Васильевна, как раз щи готовы. Не бойся, осилим, говорит. А сам гордый такой, что ещё может, ещё способен. Она ему: а двоих не хочешь на старости лет?! Он на секунду умолк, а потом ещё веселее стал и за бутылочкой в буфет – такое дело надо отметить. Жене налил полстопки: нечего младенцев на корню спаивать, а сам-то как есть приложился, глазами заблестел и свою любимую затянул: «Когда я на почте служил ямщиком…».
Вот так они в Ольховке и появились: Валя и Танюха. Сёстры Фомичёвы.
Мироныч уверял, что первой пойдёт крупная девочка – он и срок, и пол определял ещё от двери – но тут маленько ошибся. Хоть Валька вперёд свою голову выставила и прочно весом навалилась, юркая Танюха начала локтями и коленками брыкаться, сестру от выхода оттирая. И пролезла же первой, распялив в улыбке огромный лягушачий рот, забитый кровяным месивом родовых путей, так что вместо крика только пузыри шли. Пока её промывали и по заднице шлёпали, чтобы голос подала, Валюшка уже вывалилась из утробы и, если бы не подоспевший Мироныч, могла упасть на кафельный пол.
Её подхватили – здорова девка, гляди ты, сестрёнку объела! – наскоро помыли, и она не переставая орала, а, устав от крика, обиженно ныла, как будто уже сознавала всю несправедливость жизни. И хотя мать никому не говорила про своё намерение прервать беременность, но какими-то путями до Валюхи этот факт дошёл, и в дальнейшем объяснял любые домашние неурядицы, которых было по жизни немало. «Лучше б тогда избавилась от нас, чем на это смотреть», – хлопнув дверью, бросала она, когда по субботам мать с отцом сидели за бутылочкой.
Двойняшки между собой оказались совсем не схожи. Лишь непроходимая густота и выбеленность волос была у сестёр общей. Это от матери, Надежды Васильевны, с девичьей фамилией Бологоева. С возрастом различие лишь укрепилось. Танюха – выдумщица, вмиг историю сочинит. Валька туга на вымысел, если врала, то вынужденно. Это от отца, Александра Михайловича Фомичёва, цыгана по материнской линии. Он либо молчал, либо говорил как есть. Но это кому ж понравится? А потому больше помалкивал, мурлыкая себе под нос. И только глаза, карие, глубоко посаженные, с понимающей насмешкой глядели из-под кустистых бровей.