Пробьет холодный пот?
Сердце ёкнет?
Хоть что-то шевельнется внутри?!»
Но внутри – тишина морга.
Только ровный голос наблюдателя:
«Любопытно.
Если кони двинет —
а) родня засудит?
б) коллеги брови поднимут?
в) я хоть попытаюсь себя винить?»
Жестокость – не в поступке. Она – в деталях:
– Видишь, как ее старческие пальцы цепляются за рецепт. Дрожат. «Боится. Как же, помирать-то страшно».
– Замечаешь морщины у глаз – глубокие, грязные. «Интересно, сколько слез в них впиталось за жизнь?»
– Слышишь сиплое «спасибо, доктор».
И тут – щелчок.
Не в душе. В голове.
«А я только что подмахнул ей смертец.
Возможно.
Теоретически.
…И мне пофиг.
Хуже: мне интересно.
Как лаборанту, смотрящему, как подопытная крыса дохнет от яда.
Ведь если её кончина ничего не вызовет —
значит, я и правда окончательный труп.
А трупу что смерть? Смерть ему – родная мать».
Кульминация:
Ты не просто ошибаешься.
Ты выстраиваешь ошибку как перфоманс:
Выбираешь яд: Не абы какой, а дигоксин – чтоб на пульс бил точно.
Убираешь подстраховку: Ни слова «меряйте пульс!», ни вызова медсестры. Чистый эксперимент.
Наслаждаешься моментом:
«Палец щелкает по клавишам принтера. Клац-клац.
Дигоксин… красивое слово, латынь. Звучит солидно.
Рука не дрогнула ни разу. Идеально.
Я – хирург самоуничтожения.
Без страха.
Без жалости.
Просто… проверить: «А вдруг что-то зашевелится?»
Физиология дна:
– Руки сухие, теплые. Ни капли пота.
– Пульс ровный – 72. Как метроном.
– Во рту – привкус железа и чего-то сладковато-тухлого. Бац. Так пахнет гниющая плоть.
Последний вопрос над бездной:
«Что я гублю сильнее:
а) её последние годы?
б) последние крохи своей человечности?
в) саму веру в то, что врач – это хоть что-то святое?»
Финал главы:
Старуха шаркает к выходу. Ты прилип к окну.
Видишь, как она плюхается на лавку, достает блистер.
Выдавливает таблетку.
Запивает теплой водичкой из помятой бутылки.
Ждешь.
«Через сколько прижмет? Упадет тут? Или дома доберется? …Интересно».
Она встает… и ковыляет прочь.
И ты ловишь себя на… не облегчении.
На досаде.
«Не сработало.
Даже убить нормально не могу.
Я – ноль.
Не святой.
Не чудовище.
Просто… системная погрешность.
Песчинка, которая даже вредить толком не способна.
Стыд.»