– Можешь ли мне помочь, машина не на ходу, – чуть ли не взмолилась Вера.
– Сейчас, руки вытру, и посмотрю! – сдержанно отозвался он.
Январский ветер не так сильно пронизывался, но холод чувствовался. Для крепкого тела Тимофея не понадобилась куртка, которая была брошена на диван часом ранее. Мастерская, расположившаяся в полосе точно таких же мастерских, но других предназначений, была маленькой. С обеих сторон висели только вывески, и кое-где был свет, а так почти полумрак. Лампа, горевшая над мастерской, не давала нужного освещения, но Тимофей и так понял, что машине нужен ремонт, пробоина с размером два кулака просто кричала об этом.
– Этот удар был преднамеренным? – строго спросил Тимофей, наматывая лоскуток ткани на руку.
– Нет, это зверь,… да в меня врезался зверь, – содрогнулся голос Веры.
– С человеческим лицом?
– М-да!… С человеческим лицом! – поняв, что этого молодого человека, ей явно не обмануть, краснея от того, что только что соврала, ответила Вера.
– С двумя ногами?
– Да!
– С двумя руками?
– Да!
– Тогда это не зверь! Это кретин! – заявил Тимофей и сильно огорчился, что он, этот кретин, не завершил свое дело до конца, потому что он знал Веру, и потому что он ненавидел Веру. Ее отец, отец Веры если был не и прямым, то был определенно косвенным виновником в смерти его отца, из-за чего, теперь ему приходится совмещать эту тяжкую работу с учебой. Владея фирмой, хотя и небольшой, на фоне финансового кризиса, фирма отца Веры, поглотила фирму отца Тимофея, отчего тот умер, не выдержав ни конкуренции, и ни последствий. Так что ему, искренне верилось, что есть, за что ненавидеть Веру.
Ростом он был выше Веры на пол головы, имел широкие плечи, крепкую осанку и сильные руки. И несмотря на то, что выглядел хотя он и молодым, но казался, что намного старше своего возраста, об этом говорили его, временами суровые, временами мудрёные глаза, и это чувствовалась очень. И еще казалось, что улыбка очень редко отражалось на его подтянутом и строгом лице, как и все веселое. Но было очевидно одно, нечто другое, что увиденное, услышанное или прочитанное навсегда оставались в нем, делая его человеком рассудительным и здравомыслящим.
Его светлые и взъерошенные волосы отдавались особым золотым блеском, хотя и были растрёпаны, а губы были сомкнуты, лишь иногда в движение приходили уголки рта. А широкие брови готовы были, тот час же устремиться к переносице, если что-нибудь пойдет не должным образом. Но почему то, его лицо, его взгляд, его внешность, его сущность никак не спугнули Веру.