Наибольший урон от этого приглушения фаустовского смысла вопроса в успокоении, которое даёт принцип, понесла логика. Интерес к происхождению в ней почти угас. А то, что от него осталось, было отнесено к метафизике. Но поскольку метафизика не порвала с идеей творения, она могла таким образом примириться с происхождением. Не лучше и не глубже было и тогда, когда ведущую роль играл пантеизм: и здесь целое в своей бесконечной величине подавляло малое начало. Да и вообще всеобщий бог и здесь представлял последнюю и первую основу бытия.
Все споры вокруг онтологической проблемы, которая старше своей дефиниции, могут быть поняты с этой точки зрения. Считалось, что всё бытие – все его виды – обосновано и гарантировано мышлением. Если же против этого возражали, то возражение направлялось против неразборчивого отношения мышления ко всем и всяким видам бытия. В случае природы допускали тождество, поскольку здесь восприятие заполняло пробел. Но в случае Бога этой восполняющей силы не хватало. Мышление не могло полностью гарантировать это бытие. На чём же оно тогда основывается? Видно, что за и против в онтологическом аргументе касаются в сущности не чего иного, как принципа происхождения. И потому он в старой метафизике хотя и замаскирован, но вовсе не исчез.
Между тем именно история онтологического аргумента обнажает тот ущерб, который понесли метафизика и логика из-за того, что проблема происхождения утратила ведущую роль и растворилась в других вопросах под другими формулировками. Никогда бы не удалось так далеко уйти от основной формулы Парменида, чтобы признать для мышления в ощущении восполнение, если бы принцип происхождения для мышления был сохранён. Только само мышление может породить то, что имеет право считаться бытием. И если мышление не способно выкопать в себе самом последнюю основу бытия, никакое средство ощущения не заполнит пробел. Все споры точек зрения объясняются фундаментальным значением этой мысли.
«Мышлению нужно добавить существование».
«Понятию нужно приписать существование».
Но откуда его взять, чтобы можно было его применить? Для мышления как чистого мышления такое добавление и приписывание должно считаться недопустимым. Таким образом, с точки зрения происхождения мы можем заглянуть в самую глубину даже новейшей метафизики и распознать слабости её решений так же, как и её тезисов.