Из менее фундаментальных, но очень важных и значимых понятий вспомним лишь идею бессмертия. Она также является примером бесконечного суждения. И как бы ни относиться к доказательствам, которые для нее возможны, ее значение для развития принципа души бесспорно. Душа изначально была почти больше принципом смерти, чем жизни. Через образ тени она постепенно становится принципом живого. Но сначала лишь для живого тела, чьи жизненные явления она собирает в единстве. То, что душа в конце концов смогла стать принципом духа, она обязана сопротивляющемуся направлению на смертное. Из смертного животного так всплыл в человеке, в душе человека, источник духа. Мировая душа также помогла усилить направление против смертного.
Таким образом, во всех областях научного мышления применяется средство бесконечного суждения. От фундаментального применения в математике мы пока отвлечемся. Также и от того, которое становится возможным благодаря математике. В гуманитарных науках оно повсеместно в eminent (выдающемся) употреблении, и особенно в юриспруденции, где наиболее важна точная определенность понятий. На выдающихся примерах можно увидеть, что обходный путь бесконечного суждения используется там, где нужно через его содержание довести до определения происхождение того понятия, которое составляет проблему. Таким образом, так называемое, но отнюдь не так понимаемое ничто становится операционным средством, чтобы привести каждый раз рассматриваемое нечто к его происхождению и, следовательно, собственно к определению.
Однако даже перед лицом столь важных примеров должно сохраняться сомнение: какую защиту имеет суждение этого обходного пути против полного заблуждения; какую уверенность против произвола и нелепости; какую гарантию, что начало не ищется на ложном конце. Это сомнение привело к пренебрежению бесконечным суждением на протяжении всего прошлого века. Правда, оно выражалось предательским образом, а именно в шутках, которые при столь важных вопросах не только неуместны, но и при грубой природе этих шуток не должны быть признаками духовной свободы. Гегель начал в этом тоне, а Лотце подражал насмешке в той же манере.
Они, например, не учли, что и материалист может сказать: душа не смертна. Напротив, только тот может сказать: душа бессмертна, кто держится души как принципа духа. И так обстоит дело с понятием нематериального вообще. И не-человек может означать нечто иное, чем отличие от животного или ангела, что, впрочем, тоже может быть полезным; например, отличие человека от сверхчеловека как не-человека. А что касается шуток, то им уже предвосхитил Оккам своим метким примером, который приводит Прантль: «Разница между предикатом бесконечным и предикатом лишенности. Несправедливым нельзя назвать что угодно, что не есть справедливое, потому что это не говорится об осле, но только о людях». Quodlibet (что угодно) исключается, и предполагается внимание к тому, о чем идет речь. Однако эти предосторожности, очевидно, нуждаются в более точной формулировке, которая требуется для более позитивных вещей, чем для отражения плохих шуток.