44. Напротив, становится допустимым вопрос, может ли человек также утешаться состраданием к своим нравственным ошибкам и недостаткам: все они принадлежат к многосторонности его существа, в котором ничего нельзя изменить, а значит, и в этих нравственных слабостях; или же он должен ощущать их всей болью своей души, так что он кажется не только временно запятнанным, но всецело извращённым и从根本上 испорченным. Это самопознание своих слабостей – час рождения религии.
Всё язычество уже имеет этот первоначальный тип религии. Культ жертвоприношения – выражение этого настроения несчастья. Человек не только герой, но грех лежит у его двери. Притча имеет изначальную силу. Грех обитает не в доме человека, как гласит изречение: стремление сердца человека – зло от юности его. Только у двери, у его лабиринта он лежит, как бы приглашая и соблазняя войти в человеческий дом. Так оно и есть. Грех – величайший соблазн человека; положительные соблазны добродетелей меркнут перед ним. И грех одолевает человека, и он теряет через него своё человеческое достоинство, сходит с пути человечества и сжимается в индивида. Разве нельзя испытывать сострадания к этой человеческой участи? Должен ли индивид сам отказывать себе в этом? Ведь подумайте: индивид жалуется не на то, что он растворяется, а на то, что остаётся индивидом, пребывает как таковой и лишается восхождения к человечеству. Индивид возвещает жалобу индивида: его пребывание, не его исчезновение.
45. Если бы здесь сказали, что человеку в его стремлении ко всеобщности дан утешитель против этой боли индивида и его страха остаться индивидом, то это был бы утешитель, подобный действию вдали; сейчас же требуется действие вблизи. Рассмотрим этот подъём подробнее с нынешней точки. Индивид чувствует себя отягощённым своим грехом. Тогда этика должна помочь ему своим призывом ко всеобщности. Но способен ли индивид на этой стадии самопознания своего греха к этому взгляду вверх и подготовлен ли к этому восхождению? Попробуем здесь через актуальное замечание осветить эту трудность.
46. В политике часто полагают, что эгоизм индивидуализма можно преодолеть путем поглощения индивида всеобщностью государства. Однако вскоре обнаруживается, что выплеснули ребенка вместе с водой: победа над индивидуализмом достигнута ценой утраты самого индивида. Индивид как таковой не должен быть отвергнут – лишь его греховность должна быть устранена.