* * *
– Ты только не вздумай умереть! Илья, ты меня слышишь? Эй… Да что с тобой? Любимый, ты жив?!
– Ну наконец-то…
– Да чтоб тебя!
– Катька, а ведь ты призналась, что я – твой любимый. Сама-то веришь в это?
– Я тебя убью сейчас своими руками!
– Но я уже услышал… Боже-боже, это самые прекрасные звуки! А мне много чего довелось послушать, как-никак с пяти лет музыкой занимаюсь.
– Что ты ржешь? Ты все подстроил, гад такой!
– И твой голос звучал так встревоженно-нежно… А сейчас ты опять выдаешь «ча мажор»[1]. Рыжая мегера!
– Просто я решила, что ты и вправду копыта отбросил…
– Копы-ыта? Ужас. Может, у меня еще и рога выросли?
– Пока нет. Но если будешь выкидывать такие номера…
– То? Что ты со мной сделаешь? Напугай меня… Нет! Катька, перестань, щекотно! Ну что ты творишь, я же и вправду болею.
– Только ни черта не умираешь… У тебя обычная простуда, а ты расквасился.
– А если у меня грипп?
– Тоже не смертельно.
– Не скажи, зайка! От гриппа ежегодно умирает примерно шестьсот пятьдесят тысяч человек.
– Как в твоей тупой башке застревают все эти числа?
– Я же музыкант. Почти все музыканты имеют математические способности. А ты всего лишь журналистка, поэтому… Ну не трогай ты меня! А то заору на весь дом, и меня выгонят с квартиры.
– Переедешь ко мне.
– О да! Твой папа-генерал будет в восторге.
– Полковник.
– Станет генералом, какие его годы… Он такой упертый, еще и до маршала дойдет. Почему он не разрешает мне прийти к вам в гости? Я хочу с ним познакомиться. Вдруг я его очарую?
– С какой стати мы говорим о моем отце?
– Мы говорим о тебе. И о том, как ты меня любишь.
– Кто сказал?
– Ты, зайка. Минуту назад.
– Тебе послышалось. И почему ты зовешь меня зайкой? Я же рыжая! Тогда уж лисенок или белка…
– Ты зайка. У тебя так же колотится сердечко, когда…
– Замолчи, а? Ты болеешь, у тебя галлюцинации. В том числе и слуховые.
– Хочешь, я сыграю тебе и докажу, что со слухом у меня полный порядок? Ты звучишь как «Анданте» из двадцать первого концерта Моцарта…
Когда он садился за рояль или хотя бы за электронное фортепиано, которое Илья перевозил с одной съемной квартиры на другую, в первое мгновенье у Кати цепенело все внутри, но с каждым звуком расправлялось, высвобождаясь от действительности. И она, считавшая себя такой земной, даже никогда не любившая ни фантастику, ни фэнтези, против воли воспаряла, подхваченная пенными волнами арпеджио, отталкивалась от крепких аккордов и неслась еще выше, оставляя внизу золотистые и покрасневшие верхушки деревьев.