Если выстрелом была перебита вена, то сейчас я не смогу ему ничем помочь. Всё необходимое было в рюкзаках, и под обстрелом, я не могла даже доползти до него. Сейчас мне остаётся надеяться, что всё обойдётся. Осматривая рану, с облегчением выдыхаю – пуля прошла навылет, и кровь уже перестала идти, но рана всё же была серьёзной – калибр патронов был гораздо больше, чем у патронов в нашем оружии. Над головой вновь проходит очередь, и я накрываю Ала собой, чтобы его не задело. Сверху слышится звон и на нас тут же сыпется всё то зеркало, что украшало потолок. Мои руки и спину обжигает что-то, но я не убираю их с затылка, продолжая прикрывать голову.
Дрон затихает на короткое время, и кто-то из парней, воспользовавшись моментом, стреляет в него. Затем слышатся ещё выстрелы, и грохот с улицы возвещает о том, что всё закончилось.
Некоторое время мы сидим не двигаясь.
– Неужели всё? – тихо спрашивает Лука.
– Их орудия точно больше не придут в действие? – откуда-то раздался голос Антона.
Я встаю, но всю левую сторону, неожиданно, обжигает боль. Мне стоит усилий, чтобы подняться. И когда я распрямляюсь, то в глазах темнеет от острой боли в левом боку. Пелена темноты медленно рассеивается, и я вижу, что там застрял осколок зеркала, и ещё один небольшой в левой руке. Выдернув без труда сначала его, я дёргаю так же уверенно тот, что застрял возле левого бедра, и меня охватывает такая резкая боль, что я зажимаю рот рукой, чтобы не закричать.
Осколок длинный и узкий, но вошёл он наполовину. Бегло осмотрев себя, я замечаю ещё несколько осколков: мелкие осколки в левом боку, пара в левой ноге, на пояснице и несколько на левом предплечье. Если бы на мне был жилет, то такого не случилось. Все эти царапины были не страшны, но рана над левым бедром горела. Осколок прошёл вдоль бедра, на глубину около трех дюймов, и с этим нужно было что-то обязательно сделать. Как и с дронами, что теперь валялись недвижимо перед входом.
– Уже минуту ничего, – заговорил Гейб, – может выйти проверить?
– Антон, – мой голос охрип, – ты должен стереть все записи с дронов.
– Это невозможно, – его голос дрожал, – это анталионские дроны, их система защиты самая сложнейшая.
– Значит, придётся сделать так, чтобы стало возможно, – я осматриваюсь вокруг.
Кафель, раздробленный на мелкие кусочки, усыпал пол, оголив бетонные стены, с рытвинами от пуль. Стеллажи были похожи на груду изрешечённого металла, а на потолке не осталось и воспоминания о зеркалах. Весь пол был усыпан слоем кафеля и зеркала. От массивных столов, за которыми мы прятались, остались выщербленные основы, лишившиеся всех своих резных элементов.