– Поедем неспешно, – подмигнул он Томасу, – и если что – я рядом, чтобы поймать.
Олеся легко вскочила в седло, уверенно поправила поводья и слегка улыбнулась.
– Держись, Томи, – сказала она с лёгкой долей юмора. – Это будет весело.
Томас сел с заметным усилием, сквозь смех и дрожь в голосе:
– Если я не потеряюсь в этих холмах, обещаю, что возьму тебя на ужин.
Ветер играл с волосами Олеси, Томас же пытался не смотреть вниз на пыль под копытами, чтобы не выдать свою робость. Олеся, сидя в седле, чувствовала радость и свободу, которую дарит только верховая езда. Томас же, несмотря на опасения, начал расслабляться и даже шутил:
– Если бы меня так покачивало на первом свидании, я бы, возможно, влюбился быстрее.
Олеся повернулась, весело блеснув глазами:
– А я думала, ты и так уже пропал.
Марина наблюдала издалека и тихо улыбалась – для неё каждый новый гость, который полюбит эти места, был как родной.
Томас держался в седле с неуклюжей решимостью, будто участвовал в каком-то старинном ритуале. Олеся, напротив, казалась частью этой природы – лёгкой, уверенной, вросшей в пространство между небом и землёй. Он смотрел на неё, стараясь не свалиться, и думал, что, может быть, так и выглядели влюблённые на грузинских фресках – только у него поджилки дрожали сильнее.
– Всё хорошо? – обернулась она, её голос вплёлся в шум листвы.
– Смотря с какой стороны посмотреть, – пробормотал он. – Нижняя половина тела уже не моя. Но верхняя – всё ещё в твоём распоряжении.
Она рассмеялась, и этот смех вдруг отогнал тревогу, словно щёлкнул по стеклу, на котором собирались тени. Нодар, ехавший чуть впереди, обернулся и подбодрил:
– Главное – не думать о падении. Лошадь чувствует, когда ты с нею честен.
Они въехали в рощу, где деревья, словно стражи, склонялись над тропой. Свет пробивался сквозь листву пятнами, и казалось, что они движутся по киноленте, снятой в тёплых тонах.
Олеся вытянула руку, дотронулась до ветки с почти зрелыми шелковицами и сорвала одну, протянула Томасу.
– Попробуй. Сладкая, как июньское утро.
Он взял, попробовал, и на губах остался вкус лета, ожиданий и чего-то из детства. В этот момент его страх исчез. Он больше не чувствовал, что сидит на непонятном существе с копытами и сердцем, полным инстинктов. Он чувствовал – он в пути. С ней.