Элис подвела меня к странному аппарату – нечто среднее между сканером и музыкальным инструментом.
– Это мой «дневник», – её пальцы коснулись клавиш. Аппарат заиграл меланхоличную мелодию. На экране появились кадры её жизни: капсула с розовой жидкостью, вспышки боли при пробуждении, первые дни в лагере, когда она училась заново ходить.
– Во сне я была кем-то другим, – её голос дрогнул. – Художницей. Рисовала настоящие картины.
Она развернула холст – портрет моего отца, но в образе демона с процессорами вместо глаз.
Мы пристроились у костра. Старый инженер Маркус с механической рукой наливал «чай» – мутную жидкость с запахом металла:
– Мы думали, что создаём будущее. А построили цифровую гробницу.
Девушка, которую звали Лира, поправила повязку на руке:
– Они украли у нас право на смерть. Даже умирать по-настоящему мы не можем.
Неподалеку от них Кай, мальчик-светлячок (ребёнок-мутант, который может видеть в темноте и чувствовать приближение дронов) рисовал на стене углём:
– А во сне были бабочки. Настоящие. Они садились на руки… и не исчезали.
Ночью (если можно назвать ночью время, когда грибы-светильники тускнеют) мы сидели у аварийного выхода. Элис вдруг сняла перчатку. Её ладонь была усыпана шрамами от кабелей.
– Каждый день я подключаюсь к системе, – призналась она. – Ищу слабые места.
Я взял её руку. Кожа была холодной, но в глубине чувствовалась тёплая дрожь.
– Почему ты рискуешь?
– Потому что помню, – её глаза отражали мерцание грибов. – как пахнет дождь.
На утро Лекс собрал нас. На столе лежал план Центрального Узла.
– Здесь, – он ткнул в схему, – главный сервер. Но защищают его не дроны.
На экране появилось изображение Кураторов.
Бабушка встала, её тень колыхалась на стене:
– Завтра в 3:17 – перезагрузка системы. У нас будет 12 минут, чтобы проникнуть внутрь.
Обитатели лагеря ещё долго обсуждали детали своего плана, а Элис взяла меня за руку и повела. Вскоре мы оказались в тайной комнате – бывшей вентиляционной шахте, где на стенах висели сотни фотографий.
– Это те, кто не проснулся.
Среди снимков я увидел себя – ребёнка в лаборатории.
– Ты всегда был частью системы, Дариус, – Элис прижала ладонь к моей груди. – Но твоё сердце настоящее.
Снаружи донёсся грохот, патруль приближался.
Элис внезапно обняла меня. Её губы пахли ржавчиной и мятой.