– Черт… черт… Не сейчас… НЕ СЕЙЧАС!
Дыхание превратилось в хриплые всхлипы. Тело покачивалось. Глаза зажмурены, словно вытирая ужасную картинку. Сквозь зубы, с закрытыми глазами:
– Он отдал приказ… сбросить химикаты… на город… где прятались… террористы… – Он резко размял шею, костяшки пальцев побелели. – Я… я лично отдал приказ о спуске ракет… – Глаза РЕЗКО открылись. Взгляд мутный, отсутствующий, устремленный в прошлое. – Но там… – голос сорвался, стал громче, хриплым от невыплаканных слез и ярости. – Не было там террористов! Гражданские!.. ДЕТИ!.. ТАМ НЕ БЫЛО ГРЕБАННЫХ ТЕРРОРИСТОВ!
На последнем слове тело содрогнулось. Он ОТБРОСИЛ пистолет в сторону, как раскаленный уголь. Оружие шлепнулось в лужу крови. Лиса вторую руку приложил к голове, держась теперь двумя руками, словно она лопнет, чуть сгорбившись – абсолютная капитуляция.
– ЭТО МЫ… БЛЯТЬ… БЫЛИ ТЕРРОРИСТАМИ!
Тишина стала гуще выстрела. Только тяжелое, рваное дыхание Лисы. Отряд 141 замер. Соуп медленно опустил ствол, его взгляд смешался с пониманием и солдатской солидарностью. Газ убрал палец со спуска, его лицо было каменным, но в глазах читался холодный анализ ситуации и глубины травмы. Гоуст недвижим, но ствол смотрел чуть в сторону. Прайс наблюдал, лицо – непроницаемая маска, в глазах – тяжелое знание войны и ее цены.
«Вам нужна информация», – голос Лисы тихий, плоский, опустошенный. Он медленно опустился на колени, руками придерживаясь о пол. – «Хорошо. Все, что знаю… напишу в отчетах». Он произносил это как приговор.
Прайс (сделал осторожный шаг вперед. Голос терял командную властность, становился ГРУбым, но человечным, прагматичным):
– Отчеты потом, Данфор. Сейчас тебе нужен врач. И безопасное место. – Он кинул взгляд на Соупа. – МакТавиш. Посмотри его. Останови кровь. – Глаза вернулись к Лису. – Ты солдат, которому приказали совершить преступление. А потом приказали молчать. Или умереть. Мы воюем с теми, кто отдает такие приказы. Хочешь сломать Баркова? По-настоящему? Не на бумаге? Помоги нам.
Лиса медленно поднял голову. В глазах – ни надежды, ни веры. Лишь глубокая усталость и тлеющая искра чего-то другого. Он смотрел на Прайса, на окровавленные руки, на тело Чернова. Кивнул, едва заметно.
Соуп (уже рядом, голос профессионально-ровный, действия быстрые, уверенные):