И тут я увидел, что он держал в другой лапе. Перстень с рубином, вероятно выпавший из моего кармана.
«Это то, чего ты достоин».
Чудовище с легкостью преодолело меловой барьер, взяло мою руку. Украшение поползло по пальцу вверх, содрав кожу и мясо. Я кричал от жгучей боли, пока золото растекалось по моим жилам…
А трехрогий улыбался.
«Я вернусь за тобой. А пока жди. Жди и старайся выжить во Тьме…» – последнее, что я услышал, прежде чем сознание покинуло меня. Вязкая грязь с хлюпаньем сомкнулась вокруг, забрав страхи и боль.
Чернота – ярко-черная, с вкраплениями алого…
Самым страшным впоследствии было очнуться в абсолютной, звенящей тишине. Не лихорадочный жар или ломота в теле, а именно тишина стала моим наказанием.
Вокруг собрались те, кого я так и не успел узнать. Они укоризненно взирали с пола – мертвые головы, расставленные полукругом вдоль меловой линии. Года, Олег, маленький мальчик без нижней челюсти, несколько молодых женщин…
Они корили меня за то, что остался жив.
На негнущихся ногах я вышел наружу. В небе висел, словно надкушенный, огрызок луны, свет которой делил мир на две равные половины. Искристая белизна снега сходилась с непроглядным мраком леса. Умиротворяющая картина.
Трехрогий ушел, знатно порезвившись напоследок. Повсюду – на улице и в домах – лежали растерзанные тела. Пройдя мимо амбара, я заметил знакомый силуэт… И несколько минут тупо разглядывал Селио, прибитого за горло к покосившимся воротам обломком вил. Его лапы неестественно сгибались, почти все зубы были выбиты.
Пересилив боль, я приблизился и стиснул в ладонях потускневший мех. Под шкурой находился замерзший студень, но никак не внутренности живого существа – моего единственного друга. Это просто не могло быть правдой…
Я начал смеяться. И смеялся до тех пор, пока не исчезли различия между воем, смехом и рыданиями.
Тренируй свое тело, закаляй душу.
Но главное – укрепляй и точи разум.
Именно его первым попробует смутить враг.
Данко Бледный, первый среди смагов
Не помню, как покинул Фензино. Я бежал прочь, как можно дальше от проклятого места. Туда, где не преследовали взгляды мертвецов. Я засыпал в снегу, а просыпался от слепящей боли в раздувшейся руке. Безымянный палец напоминал обструганную и обожженную на огне деревяшку, на которую ради злой забавы нацепили великолепное украшение. Плоти там почти не осталось.