* * *
Утром проснулась внезапно, как от внутреннего толчка.
Я лежала, прислушиваясь в огромной постели. Без него.
Квартира пахла тишиной. Глухой, почти мёртвой.
Внутри было пусто. Как после взрыва. Остались одни руины. И пыль, что оседала и душила, душила меня.
Погладила свой ещё плоский живот. Там растёт мой малыш. Он ещё не знает, что снаружи – руины.
Я слышала свой слабый внутренний голос:
«Вера, встань. Просто встань. Ради него. Ради себя. Ради будущего, которое тебя ждёт».
Но тело не слушалось.
Грудь сжималась, как при астме. Боль сидела в клетке рёбер.
Глаза снова зажгло от слёз и обиды.
Я вспоминала, как Влад смотрел на меня сверху вниз, как будто я пыль под ногами.
И как он сказал: «Ты для меня – никто».
Я поднялась.
Медленно. Неуверенно. Как после болезни.
Голова закружилась.
Затошнило.
Подошла к шкафу и открыла дверцу с зеркалом. Посмотрела на себя, на своё лицо, которое после вчерашней истерики и плохого сна не узнавала.
– Здравствуй, – прошептала себе и всхлипнула. Но тут же взяла себя в руки.
Не нужно слёз. Не нужно.
Отправилась в ванную. Как и вчера, я долго стояла под струями воды, согревалась, но внутренний холод невозможно убрать.
Высушила волосы, сделала лёгкий макияж, чтобы скрыть следы усталости и трагедии.
Сделала себе завтрак, хотя есть не хотелось. Меня тошнило.
Но я себя заставила.
Я теперь не одна и должна позаботиться о себе.
В воздухе витала тяжёлая тишина, гудевшая в ушах, как перед грозой. Я знала, что он придёт, и страх наполнял моё сердце, как ледяная вода.
Пока завтракала, я, как в замедленной съёмке, осознавала, что все эти годы, проведенные вместе, были тенью, за которой скрывалась ложь.
Моё сердце сжалось, в груди заскакала обида, смешанная с предательством.
Обычно спокойная и уравновешенная, я вдруг почувствовала, как внутри разгорается вулкан гнева.
В тот момент я отчётливо поняла, что не хочу, чтобы хоть что-то, что принадлежит ему, напоминало о тех счастливых мгновениях, которые теперь казались иллюзией.
Позавтракав, убрала посуду и словно завороженная, подошла к шкафу, в котором висела его одежда.
С жёсткой улыбкой взяла ножницы, острые и холодные.
С решимостью в руках, будто моё психическое состояние перешло в активную фазу, я распорола его любимый костюм от известного дизайнера.
Каждый рубец, каждый порез был олицетворением моей боли.