Полежала Авдотьевна, послушала и вдруг восхитилась: – Эк, ровно, эк, чисто дышит, – подумала она. – Музыка прямо! – и вспомнила супруга своего Павла Константиновича – у того дыхание было какое-то нервное, резкое, словно с дрожью, особенно в последние дни, перед тем как унесла его Гражданская к самым черноморским курортам и, не успокоившись, довлекла до Константинополя, откуда и получила она последнее упоминание о его существовании. А и был ли он?..
Незаметно движение мыслей Авдотьевны совпало с ритмом заслоновского дыхания и уснула старушка покойным сном, которого не знала с самого девичества. На следующее утро сказала она Заслонову:
– Доброе утро.
– Утро доброе! – светло ответил он и занял очередь в туалет.
За завтраком, во время дружного поедания луковицы, вынес подселенец Заслонов свое бедственное положение на всенародное обсуждение. Выслушала его Авдотьевна и, почувствовав себя Жанной д'Арк, воскликнула:
– На фронт! Только на фронт!!!
– Вот и я так думаю, – согласно кивнул головой Заслонов. – Но как же домой?..
– Зачем домой? – удивилась старушка. – Только крюк делать. Отсюда до фронта ближе.
– И то верно, – сказал Заслонов, поднимаясь. – Ну, я пошел. Не поминайте лихом.
– Я провожу вас, – с этими словами взяла Авдотьевна яичко в салфеточку завернутое, перекрестилась, платок повязала и пошла за подселенцем.
До военкомата дошли они на удивление быстро, и, когда Заслонов, молча кивнув, скрылся за визгливой ободранной дверью, почему-то не пошла Авдотьевна в церковь, а остановилась и, постукивая ботой о боту, стала тревожно ждать его возвращения. Не чужой все-таки. Много там стояло женщин измученных, ни возрасту, ни полу не имеющих.
Долго ждали они, пока в глубине дома не грянула вдруг огневая военная песня. И тогда с леденящим душу криком растворилась дверь и показались на пороге воины, в которых кроме песни ничего военного не было. И пошли они на фронт, и Авдотьевна молча семенила рядом, никак в такт не попадая.
А когда до фронта оставалось уже рукой подать, неожиданно для самой себя, бросилась она к подселенцу и, чмокнув воздух в вершке от небритой его щеки, сунула в карман ватника салфеточку с яичком и прошептала:
– Храни вас Бог!
Заслонов только и успел вскинуть в удивлении голову, как отнесло старушку за сугробы, за надолбы – в прошлое…