Многосемейная хроника - страница 47

Шрифт
Интервал


А когда до получки оставалось три дня и все были друг у друга в долгах и выхода никакого не видели, пришел, наконец, управдом и сказал:

– Будем выселять.

– Куда? – вскричал испуганный народ.

– Далеко, – сказал управдом. – В Черемушки.

Тут народ приготовился было обрести второе дыхание, и обрел бы, если бы управдом не объяснил, где эти Черемушки есть. Оказалось, что не так уж и далеко – на трех автобусах, а потом еще немного пешком.

– Автобусы не междугородние? – спросил дотошный Копыткин и успокоился, услышав твердое "Нет!"

* * *

Ни в спорах о судьбе дома, ни в частичном запое Заслонов участия не принимал. Не интересовало его это все. Совсем не интересовало. И только когда соседи начали с ордерами приходить, рассказывать об ужасах, пережитых в исполкоме, и совета по поводу мебели спрашивать, решил Заслонов все же сходить в исполком. Отпросился на работе и пошел.

Явление подселенца вызвало в исполкоме всеобщее удивление и в первую очередь удивление самого Заслонова, потому что оказалось, что никакого Заслонова Алексея Никаноровича 1920 года рождения в квартире № 47 дома № 35 по Взвейскому проспекту не значится.

– Живу я там, – наивно сказал Заслонов и, словно дитю малому, повторил очкастенькой. – Живу.

– Нет, – просто сказали ему.

– С 1945 года, даже с 44-го живу, – обратился к фактам подселенец.

– Не может быть, – ответили ему.

– А где же я живу? – уел тогда очкастенькую Заслонов.

– Этого мы не знаем и знать не хотим, – ответили ему. – А в квартире № 47 вы не живете.

– Живу! – начал нервничать Заслонов. – Соседи подтвердить могут.

– Соседи нам не указ, – ответили ему. – А вы аферист.

– Я?! – возмутился Заслонов. – Я не аферист, а фронтовик и ранение имею.

– Куда? – спросили его, наклонив голову набок.

– В пятку, – честно сказал Заслонов.

– Вот-вот! – сказали ему с нехорошим выражением лица.

– Что – "вот-вот"? – напрягся Заслонов.

– В пятку!.. – ехидно ответили ему и тут ощущение жизни вновь вернулось к Заслонову и поэтому он начал стучать подкованными ногами и не то чтобы кричать, а скорее в голос входить.

И очкастенькая испугалась:

– Мы все выясним, – сказала она. – Не волнуйтесь. А то милицию вызовем.

Но Заслонов ничего уже не слышал и потому пришлось ему возвращаться из исполкома не на трамвае, а на черном воронке, слушая краем уха сопровождавшего его сержанта.