– Креон, – и я не сразу понимаю, что он сообщает мне свое имя. Короткое, хлесткое, жесткое, под стать ему самому. Но мне нравится это имя. Мне льстит, что таким образом центурион делает шаг на встречу и соглашается с моими доводами.
Я пересаживаюсь по-другому, и, обхватив коленями его талию, тянусь за поцелуем. Это забавно, что у меня – восемнадцатилетней девчонки, оказывается куда больше опыта, чем у взрослого мужчины. Мы практиковались с Клавдием, когда еще планировали пожениться. Центуриону… Креону, выходит, не довелось даже попробовать.
Мы с Клавдием не только целовались, но и ложились вместе с постель, хоть и не осмелились зайти дальше петтинга. Благодаря этому мне известно, как именно нужно потираться о мужчину, чтобы ему стало приятно. Я чувствую, как твердеет бугор в штанах центуриона от трения моей промежности через одежду, и с удовлетворением заключаю, что возбуждаю его не хуже богоподобных юнцов.
А с чего я вообще придумала себе их запретную связь?
С того короткого, многозначительного взгляда, что мальчишка бросил на старшего товарища в допросной комнате? Вероятно, он жаждет внимания центуриона, но снова и снова натыкается на преданность принципам.
Гнусный изнаночник, гадкий женоподобный мальчишка! – злорадно думаю я.
Мальчишка…
С ресницами, длине которых позавидовала бы и покойная Фаустина. С узкими плечами, субтильным телосложением и плавными бедрами. С голосом, слишком высоким и мелодичным для представителя сильного пола. Без кадыка…
О, Юпитер!
Догадка пронзает меня подобно электрическому разряду: никакой тот оптио не мальчишка. Это девушка, нацепившая форму «Фациес Венена». Девушка, безнадежно влюбленная в своего командира, и, понятное дело, безответно. Креону неведомо, кто она такая, ведь только глаз другой женщины способен приметить, незначительные, казалось бы, детали и сложить из них цельную картину.
Ни о какой солидарности не может быть и речи. Мне не стыдно перед этой несчастной, что я краду у нее что-то важное. Я не знаю причины ее обмана, но я зла на нее. Она предпочла лгать и служить в тайной полиции, когда я предпочла честность, за что мне досталась тюремная камера. Тюремная камера и этот мужчина. На одну ночь, но он принадлежит мне. Мне, а не этой маленькой суке.
Центурион поднимается вместе со мной, поддерживая меня под бедра, и разворачивает к себе спиной. Его ладонь давит мне на лопатки, вынуждая прогнуться в пояснице. Я не в восторге от этого положения, но догадываюсь, как разит из моей пасти. Да и поцелуи – удел влюбленных. Мы не испытываем друг к другу ничего, кроме сиюминутной похоти. Я хочу Креона, он хочет меня, и этого хватит.