Ах, ты скользкая тварь!
Ей сказочно повезло, что мои руки сжимают руль, и я не хочу погибнуть в аварии, отвлекшись от управления, чтобы прописать ей по физиономии.
Удар ниже пояса. Хорошо, что у меня там нет ничего лишнего – ни в прямом, ни в переносном смысле.
Колесница подпрыгивает на кочке и будит старика. Он кряхтит и бубнит что-то нечленораздельное себе в бороду. В его присутствии мы с Юлией не можем продолжать нашу грызню
– О! – восклицает дед, озираясь по сторонам, – пошти приехали. Тормоши!
Я останавливаюсь на обочине, но не вижу никакого летательного аппарата. Честно, я сильно сомневаюсь, что он вообще существует. Вокруг нас сплошной лес. Лес, в котором мы все умрем.
Дедок вываливается из колесницы, и, без помощи Юлии, бодро припускает во мрак, пролегающий меж стволов и кустарников. Нам не остается ничего, как пойти за ним. Колесницу быстро найдут. Затеряться в лесу будет разумнее.
Небо над верхушками деревьев светлеет, а утренние птицы смолкают, заслышав наши шаги. Почва влажная и, увязая сапогами в грязи, я прикидываю – есть ли здесь какие-то хищники? Будет глупо, если, сбежав из тюрьмы, мы погибнем, став чьим-нибудь завтраком.
Наконец лес кончается, и за молодой порослью показывается неопрятная деревянная постройка. Вероятно, она сохранилась с прежних времен, когда эти места были заселены людьми, и каждый участок занимали чья-нибудь ферма или хозяйство.
Старик дергает амбарную дверь и нам приходится ему помочь. Налегая на нее втроем, мы открываем скрипучую створку. Она осыпает нас древесной трухой и облупившейся краской. Старик ныряет во тьму, откуда тянет сырым, стылым воздухом.
Я снимаю с пояса фонарик и изучаю внутренности амбара. Здесь нет ничего, кроме громоздкого предмета, накрытого брезентом. Дед тянет брезент на себя, демонстрируя нашему взгляду нечто…. Нечто, не поддающееся описанию. Это отдаленно похоже на колесницу, но мне никогда не приходилось видеть колесницы с… крыльями?
Длинный нос сооружения венчает пропеллер.
Старик карабкается в кабину, и Юлия следует его примеру. Я минуту мнусь в нерешительности, превозмогая почти суеверный страх перед этой штуковиной, и ступаю на узкую ступеньку, ведущую вверх.
В кабине стоит кислый запах, но обстановка вполне узнаваемая. Я догадываюсь, что это – переделанная колесница, и моя тревога сменяется любопытством. Я разглядываю приборную панель с множеством ручек и тумблеров. Крючковатые пальцы старика порхают над ними, словно палочка дирижера, управляющая невидимым оркестром. Зажигаются лампочки. Мотор жуткой машины оживает.