Ей хотелось окликнуть его. Бросить ему что-нибудь едкое. Вырвать хоть слово. Хоть взгляд. Но он шёл, как молчаливое пророчество. Как приговор, который уже написан, но ещё не оглашён.
А она – не привыкла быть тем, о ком молчат.
Когда солнце встало в самый зенит, как обнажённый клинок над головой, Гор резко остановился. Его шаги, точные и ритмичные, замерли, будто сама пустыня потеряла право колыхаться под ним. В этот момент всё стихло. Даже ветер – вечный спутник песков – прижал крылья и утих, словно тоже ждал.
Он не обернулся. Просто выдохнул коротко, как приговор:
– Здесь.
Голос был спокоен. Но не пуст. В нём звенело напряжение – будто слова были вложены в бронзу. Холодную. Невозвратную.
– Здесь решается твоя судьба.
Он говорил не громко, но в пустоте каждое слово звучало, как удар в камень. Тияна остановилась на несколько шагов позади, нахмурившись. Под ногами песок был белым, почти сияющим, и казался хрупким, как стекло. Вокруг не было ничего: ни холма, ни тени, ни даже птиц в небе. Только они. Только эта тишина – и небо, распятое на солнце.
Она ощутила, как пересохло горло. Но не от страха – от раздражения. Оттого, как он говорил. Как будто всё давно решено. Как будто её выбор – уже часть какого-то великого плана. А она – не человек, не дочь фараона, не наследница знаний и крови, а всего лишь… элемент в его схеме.
Но она не собиралась молчать. Не здесь. Не теперь.
Тияна прищурилась, заслоняя глаза от беспощадного света. Жар не спадал – казалось, он лился не с неба, а исходил от самой земли, испаряющей терпение. Ни одного дерева, ни одного силуэта на горизонте. Только раскалённый воздух, дрожащий, как мираж, и бесконечное, безжалостное «ничего».
Она медленно провела рукой по шее, стряхивая прилипшие волосы, и сделала шаг вперёд. Небрежно. С вызовом. Она не собиралась играть в чужие церемонии.
– Решается? – переспросила она, проглатывая жгучую сухость во рту. Голос сорвался чуть тише, чем хотелось, но она не позволила ему дрогнуть. – Что ты хочешь, Бог?
Слово было нарочно подчеркнуто. С иронией. Почти с отвращением. Она знала, как подобные титулы звучат из уст смертных – с рабским благоговением. Но её губы произнесли его иначе. Глухо. Ядовито.