– Не называй меня так, – отрезал он. Без эмоций. Но с той интонацией, с которой указывают границы: не переходи.
Он посмотрел на неё сверху вниз – буквально и иронично. И добавил уже тише, как будто это не угроза, а математическая констатация:
– Если хочешь свободы – заслужи её.
Тияна вскинула подбородок. Брови чуть изогнулись. В глазах – не испуг, а почти смех. Полу смешок на губах застыл раньше, чем стал улыбкой.
Он говорит о свободе?
Здесь?
Когда её вырвали из зала совета, утащили в пустыню, окружили жаром, без воды и объяснений?
Ещё и требуют «заслужить»?
Над ней что, суд? Или цирк?
Она уже готовилась ответить. И ответ будет не мягким.
Она вскинула голову резко, почти вызывающе, будто этот жаркий воздух стал легче, когда в ней вспыхнула злость. Солнце отсекло половину её лица тенью, и в этой тени зажглось презрение.
– Ты держишь меня силой, – проговорила она, сдерживая дрожь – не в теле, в голосе, – та, что приходит от несправедливости, – а говоришь о выборе.
Она шагнула ближе. На шаг – в его пространство.
– Что за фарс, Гор?
Слова были короткими, но острыми, как брошенные клинки. Она не кричала. Она стреляла.
Он молчал. Не отвёл взгляда. Только угол его губ дрогнул – почти невидимо. То ли от иронии, то ли от чего-то глубже. Песок вокруг них был мёртв, и всё же между ними что-то шевельнулось, как будто дыхание богов затаилось над этим разговором.
– Я не убил тебя, – сказал он наконец. Тихо. Без угрозы.
– Хотя имел право.
Он не повышал голос. Не подчеркивал свою силу. Но в этих двух фразах чувствовалось всё: власть, сдержанность, и усталость от необходимости напоминать. Не потому, что хотел напугать. А потому что она не слушала.
– Я дал шанс, – добавил он. Просто. Будто этого достаточно.
Тияна вскинула брови. В глазах – смесь ярости и омерзения.
– Шанс? – повторила она, почти шипя. – Быть твоей игрушкой? Или, хуже, стать флажком на твоей моральной победе?
Она склонила голову, будто что-то прикидывая. Потом выпрямилась и заговорила твёрже, чем прежде:
– Убей. Или отпусти. Хватит этих полубоговьих загадок.
Слова вылетали, как камни. Она не пыталась нравиться. Не хотела понимания. Только ясности.
Он долго смотрел на неё. Долго. Молча. Так смотрят на огонь, в котором угадывают будущее. Так смотрят на упрямое дитя, в котором видят и слабость, и силу, и возможность, которая либо разрушит, либо преобразит.