Дорога на юг пролегала через горы. А там окончательно разгулялись «зелёные» партизаны Крымской повстанческой армии под началом революционного матроса-анархиста Фомы Мокроусова. Говорили, что у того аж целым полком командовал бывший адъютант генерала Май-Маевского капитан Макаров. Александров видел его в августе 1919 года позади-слева от генерала, когда тот обходил свои войска в только что очищенном от петлюровцев Киеве. Потом поговаривали, что Макаров то ли с самого начала был красным шпионом, то ли вовремя перекинулся тайно к большевикам, снабжая их всеми оперативными и штабными сведениями по главной ударной силе белой армии.
Впрочем, теперь это было уже неважно.
Теперь всё было неважно. Кроме того, удастся ли им добраться до Севастополя. Уж больно всё вокруг было против них – десятка живых ещё кусочков мяса от распотрошённой армии. Попасться в руки махновцам означало быть повешенным: те всех офицеров вешали. К «зелёным» – расстрелянным. Попытаться раствориться среди гражданского населения Крыма – безнадёжно: здесь все всех знали, да и ревкомы уже полезли из подполья.
Разве что сдаться красным. Большевики всё же обещали амнистию, и слухи об этом ходили, как ни скрывал командующий Врангель. Двое из их группы на это решились. Сняли погоны и поплелись на север, буркнув отговаривающим лишь: «Будь что будет». Да где тех красных искать – скорее на «зелёных» напорешься…
Остальные в красную амнистию не верили: многие знали о приказе Реввоенсовета Юго-Западного фронта большевиков о поголовном истреблении врангелевского командного состава. Красные сами об этом орали осенью через позиции. Так и двинулись дальше на юг, надеясь всё же добраться до Севастополя, Феодосии и Ялты – до тех пунктов эвакуации, что были назначены Врангелем.
Но они не успели. Слишком долго петляли через горы сквозь бурлящий суп из «красно-зелёных», «бело-зелёных» и банд крымско-татарского «ополчения». Которое в живых не оставляло вообще никого. Далее ни идти, ни даже плыть было некуда: белые увели всё, что могло держаться на воде, кроме немногих частных мелких посудин, что изредка пересекали бухту между городом и Северной стороной. Но как ни дивился себе уже бывший теперь юнкер Александров, в душе он был… нет, не рад, какая уж тут радость перед перспективной возможного расстрела, но… успокоена как-то стала его душа. Хоть и страшился он мести со стороны скорых на расправу большевиков, но и в эмиграцию уходить не хотел. Что ему делать за границей? Это когда Киев, как на каруселях, летал сквозь безумие сменявших друг друга правлений – Центральной рады, большевиков, немцев, гетмана, петлюровцев, опять большевиков, – можно было испытывать иллюзию, что Деникин остановит этот сумасшедший аттракцион, и пойти вслед за соседом-офицером в ряды белой армии. А теперь-то? Теперь уже всё неважно – красные победили. Домой хочется. К семье…