Как и я.
– Зови меня Крис, Кристиан, – она медленно забиралась на лавочку с ногами, аккуратно подползая к моим губам все ближе и ближе. Я же сидел, не смев шелохнуться. Мой мир замер и сердце вместе с ним – Кристина – она дотронулась до моих губ своими губами и поцеловала меня.
Моя вечность.
Черт, меня никто еще ни разу не целовал, кроме моей мамы. Она всегда целовала меня в лоб. Мое сердце билось – будто настоящее.
– Как же зовут тебя? – она закончила, я еще не начал паниковать.
– Кайоши, – испуганно сказал я.
– Какое странное имя – в ее голосе звучала просьба объяснений.
– Я не помню. – растерялся я. Она хмыкнула мне в ответ.
Вот так просто мы поцеловались. Инстинкты включились по щелчку, мозг атрофировался. Мы ничем не отличаемся от животных.
#3
После той очередной истерики, я решил абстрагироваться абсолютно от всего. Смирение – плохое качество, надо полагать. Мои дни лениво перетекали из рук судьбы в кривые руки моего вялого разума. В наказание за смирение мне перестала сниться ты. Снилась всякая чепуха, которую я либо не мог вспомнить, либо она была настолько отвратной, что хотелось о ней и вовсе не вспоминать. Я все чаще курил и срывался на родных.
Мои пальцы стали сухими.
Играя душераздирающие мелодии, я впитывал их в одиночку. Ах, право мое творчество слишком личная вещь, что бы ей с кем-то делиться. Тем более, если этот кто-то совершенно чужой.
Я же душу за все это продаю, как же после такого можно разбрасываться своей душой просто так?
Мои части /отчасти/. Я из них построен. И благодаря им живу.
Я начал приходить на крышу высотного дома, вид с которого выходил прямо на главную дорого моего города. По этой дороге каждый чертов день я ездил в свою школу. Раньше бы я и не осмелился в одиночку забраться на крышу. А сейчас…
Что терять-то.
Свесив ноги с крыши, я курил и временами записывал аккорды, сердито черкал их и чего-то ждал.
И пока что я продолжал ждать то, чего нет, даже не заметил, как пришла весна.
Солнце беспощадно начало топить все живое в растаявшем снеге. Зима умирала, солнце старалось порадовать меня. Ромашковый снег угасал.
Весна пришла, как всегда неожиданно, а я, подонок, настолько был занят собой, что не заметил ни заботы солнца, ни присутствия весны.
А ведь я ее так ждал.
Жалкий эгоист.
Тогда на уроке я сидел около окна в своем безопасном углу. Своим глазом фиолетового цвета, как то ненавистное небо, я смотрел в щель жалюзи. Тоска поедала меня, разрывая мое иссохшее тело все больше.