1913
[Из открытых источников]
– Тасенок мой…
И ей уже легче.
А потом снова – мясорубка, молотиловка, страшный кровавый конвейер…
Он был на полтора года ее старше, родился в Киеве в семье профессора духовной академии, она – рязанская, из семьи столбового дворянина, действительного статского советника и управляющего казенной палатой с такой милой фамилией – Лаппа. Из Рязани семья переехала в Саратов.
В семнадцать Миша пережил смерть обожаемого отца, а через год повстречался с Таней, приехавшей в Киев погостить у тетки. Он влюбился, она – лишь слегка увлеклась. Но из многих, кто увивался за хорошенькой ясноглазой гимназисточкой, постепенно лишь этот белобрысый киевлянин овладел ее сердцем, подкупил обворожительными письмами, он единственный, кто намеревался стреляться из-за нее, когда Танечку Лаппочку на Рождество отправили не к тетке в Киев, а к бабке в Москву. Тогда-то как раз и присматривал себе изящный браунинг. Стреляться, знаете ли, тоже надо не абы из чего. В итоге не купил и не застрелился. Но хотел же! И это так прекрасно. И то, что хотел, и то, что не застрелился. Хи-хи!..
А потом они встречались снова в Киеве и Саратове, для них пели соловьи, их сводили с ума запахи белой акации, студент университета и гимназистка дни и ночи напролет где-то шатались, кутили в ресторанчиках и кафешках, снова бродили в дурмане, целовались до умопомраченья и в итоге зашли слишком далеко. Лаппочка окончила гимназию, и они поселились вместе в Киеве в доме на Рейтарской улице неподалеку от Софийского собора. Упоительное время!
Где оно, где же оно теперь, и откуда взялась эта кровавая масса страдающих, мычащих, стонущих, орущих людей? И их поток не иссякает, а становится все сильнее. Армия генерала Лечицкого взяла неприступные Черновцы и вышла на оперативный простор, занимая Буковину. Передовые госпитали теперь становились тыловыми, а молодых врачей, таких, как Булгаков, срочно перебрасывали ближе к фронту, на позиции, только что отвоеванные у врага. Прощай, Каменец-Подольский! Только и успели Миша с Таней погулять по твоим старинным улочкам в мае, когда приехали сюда, искупаться в Смотриче, побродить по Каменецкой крепости.
Впрочем, они уже не гуляли, взявшись за руки, не целовались в укромных уголках. С каждым годом после их свадьбы отношения его к ней становились все слабее, а ее к нему – все крепче. Когда-то она казалась ему самой красивой. Теперь он недоумевал, не находя ее таковой.