Естественно, живописная река, утопающая в зелени, не могла оставить меня равнодушным, и в моих планах, несомненно, было как-нибудь посидеть в одной из прибрежных беседок. Вода – это прекрасная и завораживающая стихия. Глядя на нее, душа окунается в атмосферу умиротворения и спокойствия. Но ни того, ни другого сегодня мне абсолютно не хотелось. Меня переполняли чувства. Нежный женский голос, которым кто-то загадочно прошептал мне стихи, так ласково и тихо, словно боясь, что их услышит кто-нибудь еще, и этот невообразимо прекрасный сон – все это не случайно. Было такое ощущение, что кто-то свыше пытается навести меня на мысль о чем-то очень важном, о чем-то забытом, но живущем внутри меня. О том, что может уничтожить только смерть, а может быть, даже ей не под силу сделать это.
Мне просто безудержно хотелось описать состояние, в котором я сейчас пребывал, но мысли сплетались в кучу, и я сам не мог понять, с чего хочу начать, одно мне было ясно наверняка. Я должен снова начать писать, как когда-то давно, но только с новыми силами, с более взрослым отношением к жизни, с большим опытом, полученным за прошедшие годы. Не исключено, что в этом и кроется мое истинное предназначение в жизни, и я должен описать то, что творится внутри меня, и то, что мне шепчет сверху что-то чистое и светлое, неизведанное, загадочное, но в то же время открытое и искреннее. Все эти размышления еще больше воодушевили меня. Я все быстрее и быстрее шагал вперед.
Пейзаж очень изменился. Все чаще встречались заброшенные, покосившиеся от старости дома. Один из них настолько привлек мое внимание, что я решил повременить с полетом мыслей о чем-то вечном и высоком и, спустившись на землю, внимательно рассматривал каждый неровный его контур, каждую прогнившую балку буквально умирающего дома. Одна стена наполовину обвалилась, и сквозь заросли травы и густо покрытые листвой деревья, окружающие дом, были видны некоторые элементы быта людей, живших некогда в нем. Деревянный стол, покрытая ржавчиной раковина, настолько беспощадно уничтоженная временем, что это было видно даже оттуда, где я остановился, чтобы посмотреть на угасающее строение, черпак, одиноко висящий на стене, который уже никто и никогда не будет бережно вымывать после того, как закончился борщ в кастрюле, что стоит рядом на не менее ржавой плите. Вся эта картина была просто пропитана тоской. Она была невыносимо печальна и в то же время как-то по-своему прекрасна.