На цыпочках вошёл Аким. Нес в руках небольшой медный самовар. Увидел меня, лицо его просияло.
– Никак оклемались! Слава Николаю угоднику!
– Долго я болел? – Мой голос прозвучал глухо, незнакомо.
– Больше недельки. Может, чайку заварить с мёдом?
– Не надо. Этого чаю уже столько выпил – сам скоро в самовар превращусь, – поморщился я.
– Так, ведь, помогло! Хотите, молочка согрею. Или кликну кухарку, чтобы бульону сварила. Бульон после болезни лучше всего на ноги ставит…
– Вина можешь раздобыть? – неожиданно спросил я.
– Что вы! Что вы! – запричитал Аким, поставил самовар на круглый стол, боязливо оглянулся на дверь. – Крендель узнает – кипеть будет, что походный котелок на углях.
– Какой крендель? – не сообразил я.
– Дохтур ваш.
– Креллер, – поправил я. Мне очень хотелось красного вина. Прямо слюнки бежали, когда представил себе бокал с прозрачным, рубиновым, пахучим, терпким… – Аким, раздобудь! – канючил я. – Хоть немного. Хоть чихирю. И закуски: колбасы какой-нибудь немецкой ….
– Ну, коль душа требует, добуду. Черт с ним, с этим Кренделем. Эх, вам бы в нашу станицу! Я бы вас быстро на ноги поставил. У меня матушка знатные отвары делает – мёртвого воскресит….
Мертвого, – подумалось мне. Тут же возникло в памяти бледное лицо Мишеля с крупными каплями дождя. – Его уже не воскресить. Тоска отточенным лезвием кинжала врезалась в грудь. Господи! Он мёртв, и его уже не воскресить… Как же глупо всё вышло! Как несуразно!
***
Вечером я попросил Акима нанять пролётку и отвезти меня на кладбище. Он что-то пробурчал, якобы негоже к закату к могилам ходить. Мол, до обеда надо… Но экипаж всё же нанял. Мы подъехали к пологому каменистому склону. Как и положено на провинциальном кладбище – вид унылый: ни деревца, ни кустика. Стояло несколько склепов из грубо отесанного песчаника, покосившиеся кресты. Где-то убранные могилки с увядшими венками. Один свежий бугорок. Сверху плоский камень. На камне ярко-алая роза напоминала каплю крови.
– Где же он? – спросил я у Акима.
– Так, вот, – указал казак на этот самый камень с розой.
Резчик едва выровнял поверхность. Сверху грубо выбил одно слов: «Михаил».
– Что это? Почему без фамилии, без звания? Где крест? – не понял я.
– Ох, тут такое творилось! – безнадёжно махнул рукой Аким. – Священник местный отпевать его отказался. Даже церковь запер.