Сорок лет – в самом расцвете сил, счастлива в браке и отлично готовит. Это незаконно, согласны?
– Очень кстати, я специально не завтракала.
Я не говорю ей, что на самом деле села на новую диету, чтобы попытаться сбросить пять кило, которые пытаюсь истребить как минимум десять лет. На сегодняшний день двадцать пять потеряла, двадцать шесть набрала. Счет явно не в мою пользу.
Я иду за ней в гостиную, где уже сидит Жюльен, развалившись на диване со стаканом виски в руке.
– Как поживает самый красивый мужчина этой страны?
Жюльен поворачивает голову ко мне, и его лицо озаряется широкой улыбкой. Красавец, ничего не скажешь. Высокий, атлетично сложенный, темноволосый, с синими, как лагуна, глазами, которые заставили бы таять даже лед в разгар зимы. Этот козырь обольщения, кстати, у него общий с Летисией.
У меня-то карий цвет глаз, и это повергает меня в отчаяние, у меня развился настоящий комплекс. Выражение, выбитое золотом в пантеоне французского языка, «голубоглазая блондинка» доказывает, что я явно следствие ошибки генетического программирования, когда лагуна заменяется сырой землей.
– Хорошо поживает! – скромно отвечает мой брат. – Как начало занятий? Новые ученики уже проявили себя в этом году?
– Что, если я скажу тебе, что Гюстав Флобер – отстой, а Стромай куда интереснее? Такой ответ тебя устроит?
Он смеется. Я сажусь на диван и рассказываю ему эпизод во всех подробностях, пока Летисия расставляет на низком столике легкие закуски к аперитиву.
– А кстати, как поживает Адриен? – спрашиваю я Жюльена.
– Хорошо.
– Он не мог присоединиться к нам сегодня?
– Нет… Он… Он чем-то занят.
– У вас проблемы? Вы поссорились?
Он пытается скрыть лицо, наклонившись, чтобы взять орешков, но я вижу, что взгляд брата помрачнел. Это почти невозможно заметить. Но я замечаю.
– Так и не назначена дата свадьбы, да? Почему?
– Трудно пожениться, когда не сообщил родителям, что у тебя кто-то есть.
– А ведь сообщить очень просто: мама, папа, мы с Жюльеном женимся, нравится вам это или нет. Вот и все.
Он смотрит мне прямо в глаза очень пристально, я к этому привыкла, но людей это сбивает с толку, особенно когда они встречают его впервые. Кроме, наверное, его пациентов, которые, думается мне, благодаря этому взгляду чувствуют себя окутанными его присутствием.
– Ты попала в самую точку, – говорит он. – Когда ты гей, ты обязан об этом сообщить. Как новость. Как объявляют о рождении или похоронах. У вас, гетеросексуалов, этой проблемы нет. Ни к чему собирать всю семью рождественским вечером, чтобы произнести тост и, сделав глубокий вдох, сказать: я должен вам кое-что сообщить, ну вот, думаю, я гетеро.