Я расхохоталась при виде ее недовольной мины: ее искренне возмущала косность почти восьмидесятилетних подруг с чувственностью ниже нуля по шкале Рихтера.
Было начало зимы, и пару дней назад выпал снег.
Наша машина не вписалась в поворот на гололеде, я потеряла управление и, несмотря на быструю реакцию, все равно не смогла избежать аварии.
Как напоминание у меня на лице, над ухом, остался широкий шрам длиной в три сантиметра. А на сердце – бабушкина смерть.
Если бы мы взяли такси, если бы я выбрала другой маршрут, все могло быть иначе. Она говорила, что, когда ее фотографируют, она немножко умирает, поэтому у меня нет ни одного ее портрета. Фотоаппарат всегда держала она. У меня остались только воспоминания.
Я так по ней скучаю.
Потерять мать было тяжело для моей матери, и по причине, которую я не до конца понимаю, ей понадобилось пережить утрату на расстоянии. Далеко, очень далеко от всех, кого она знала, в том числе от ее собственных детей. Они с отцом переехали в Канаду. Вот так, почти в одночасье, едва успев освободить квартиру Муны. Папа был на пенсии меньше года, а мама не работала. В считанные месяцы они все продали, все бросили и живут теперь в Канаде.
Летисия с тех пор с ними не разговаривает. Она считает их эгоистами, и я знаю, хоть сестра не обмолвилась мне ни словом, как ей больно, что мои племянник и племянница не видят дедушку с бабушкой.
Иногда я думаю, что все это из-за меня. Потому что я вела машину, и мама, наверное, боялась, что будет меня упрекать, когда я и без того виню себя. Впрочем, не знаю. Во время редких разговоров по телефону мы не упоминаем прошлое. Она не говорит об аварии, я не задаю никаких вопросов.
После смерти Муны я некоторое время жила у сестры, и она мне очень помогла. Брат тоже поддерживал много месяцев. И хоть я в конце концов сказала ему, что мне лучше, это чувство вины осталось в глубине души. Рана закрылась, но швы, я знаю, не очень надежны.
Приближаясь к дому Летисии, я гоню из головы мучительные воспоминания о том вечере и вид приталенного жакетика кораллового цвета, навсегда связанный в моей памяти с лязгом сминаемого железа.
Между нами существует молчаливое соглашение, мы больше не говорим о Муне. И о наших родителях.
– Салют, сестренка, – встречает меня Летисия. – Надеюсь, ты проголодалась! Я приготовила свою фирменную курицу карри, а Тома ушел с детьми в кино, так что тут на целый полк.