– Он продает кондиционеры, как он мог познакомиться с актрисой?
– Да, я тоже удивилась. У нее вроде была съемка неподалеку, и в ее гримерной было жарко. Она пришла в магазин. И это была любовь с первого взгляда. Ну вот, и он ушел. Уехал в рекламный тур с ней. И забрал свою отцовскую футболку. Нет, ты представляешь? Ублюдок, как он мог так поступить?
– Ну…
Она не дает мне закончить фразу, что-то возвышенное и литературное, и снова разражается рыданиями.
– Что со мной будет? Как я без него?
Ворвавшись к Самии двадцать минут спустя в разных туфлях и, стало быть, еще не до конца протрезвев, я застаю ее сидящей по-турецки на диване. На ней рубашка Жиля, которая доходит ей до колен: рост у нее метр пятьдесят пять. Каждые тридцать секунд она механически закидывает в рот мармеладного мишку в шоколаде из гигантской миски на журнальном столике.
Не хватает только мелодрамы фоном, чтобы устроить в гостиной потоп из слез.
Я молча сажусь рядом.
Непросто найти слова, когда у твоей лучшей подруги рушится мир. Самия в таком состоянии, что мне страшно. Она плачет, потом вдруг начинает смеяться, вспомнив какую-то деталь их утреннего разговора. У нее настоящая истерика. А миска с мишками неуклонно пустеет.
Одри, которой я позвонила по дороге, тоже заходит и садится рядом.
Я хорошо ее знаю, она в дикой ярости и едва сдерживается, чтобы не наговорить кучу гадостей, вульгарных, но выразительных, в адрес Жиля и его «хрена потаскучего[14]».
– Ты ничего не замечала раньше? – решаюсь я.
Спасибо, Максин, отличный глупый вопрос, если бы она о чем-нибудь догадывалась, то не была бы сейчас в таком состоянии.
– Прости, беру свои идиотские слова назад. Я хотела сказать… это… это Жиль… как он мог совершить такую подлость?
Жиль – самый очаровательный парень, которого я знаю. Очаровательнее маленького щенка или даже детеныша панды. Мне все еще очень трудно представить, что он может изменить жене и бросить ее.
– Кажется, он хорошо скрывал свою интрижку! На днях он сказал, что картошка пережарена, возможно, это был знак и мне стоило насторожиться?
Она снова смеется, веселым, но совсем неестественным смехом. И сует в рот нового мишку.
– Этот гад не сказал тебе, надолго ли он уходит? – рявкает Одри. – Будет ли звонить, хотя бы узнавать, как Инес?
– Не знаю. Может, будет присылать открытки «