В Академии ФСБ кот маячил на горизонте то и дело со своей наглой рыжей мордой в контексте родственных связей Василия. Дед генерал и отец полковник (пусть и отставные давно), поэтому Василий не имел права расслабиться ни на минуту.
Небольшая передышка выдалась только в Ижевске, где Егоров работал в Удмуртском УФСБ. Но по возвращении в Москву все началось по новой. А уж после того как Егорова за удачно завершенное дело и после ранения, полученного в Сирии, наградили медалью «За отвагу», коситься и подначивать стали еще азартнее. В деталях его удач разбираться никто не собирался, да и не позволяла секретность разузнать эти детали. Зато охотно перемывали косточки его неудачам, реальным и надуманным. И находили объяснение награждению всё в том же банальном родстве с дедом-генералом и отцом-полковником.
У Егорова ныла раненая лопатка с отколотым куском кости – болезненным доказательством их неправоты. И он все чаще пропадал в подвальном тире рядом с домом два, покорно принимая выговоры от шефа за необоснованные отлучки с рабочего места.
Получая отдачей «Гюрзы» или «Стечкина» в локоть, Вася с трагической морщинкой, пересекавшей лоб, прокручивал невеселые мысли, как на заевшей бобине советского кинопроектора.
Он в детстве бывал в кинобудке, где работал дядя Саня – брат матери. Там стояли два огромных кинопроектора и в углу лежали стопки металлических серебристых коробок с кинопленкой. Через узкую щель, в которую, как пулемет в дзоте, был вставлен проектор, можно было смотреть кино.
В пыльном луче высвечивались головы сидящих в зале зрителей. И ощущение Егорова, что он всегда отстранен от ситуации, не сидит среди зрителей, а смотрит на всё со стороны, запомнилось и преследовало его до сих пор.
Мнилось Егорову, что все самое интересное в его биографии уже случилось – и оперативные мероприятия в боевой обстановке, и перестрелка с воинственными курдами, принявшими их с полковником Горюновым из УБТ за игиловцев, и ранение, и выезд в Сирию снова, когда практически на горячем коне, если так можно назвать машину военной полиции, он врывался на одну за другой базы американцев, выхваченные из турецких клювов, хищно загнутых, как у чаек над Босфором. Награждение… Всё это лишь вспышка, как и мгновенная вспышка из ствола пистолета в полутьме тира, оставляющая ненадолго след на сетчатке глаза. А затем только небольшой дымок и кислый запах пороха послесловием. И больше ничего. Ничего…